– А если я ничего не найду?
Наум несколько замешкался, но всё же ответил:
– Это было бы прискорбно. Но, во-первых, мы рискуем далеко не всем своим состоянием, а во-вторых, возможность помочь мобеду Гиясаддину сама по себе многого стоит. Ну, а в-третьих, я почему-то верю, что у вас всё получится. А я редко ошибаюсь.
После этих слов стало очевидно, что следует немного поторговаться. В результате мы ударили по рукам и скрепили подписями следующее: фундукани Наум обеспечивает мне место в караване, идущем до Бухары, и даёт рекомендательные письма некоему Самуилу, проживающему в Рее, некоему Исайе, проживающему в Бухаре, а также некоему Моисею, раввину одной из бухарских синагог. Я же в свою очередь обязуюсь передать Науму и Захарии четыре десятых из всех запасов добытой мною живой воды. Если же я не привезу той воды, а взамен найду что-либо иное, но столь же редкостное и ценное, то и с этого надлежит отдать соответствующую долю.
В самом весёлом расположении духа я возвращался домой. Учитель дал мне очень дельный совет. Теперь я мог не заботиться о дорожных расходах и о том, где хранить наличность, пусть об этом болит голова у моих новых знакомых.
Нужный мне караван отправлялся через три дня, так что следовало оставшееся время провести с толком…
***
…Лишь только солнце полностью показалось над крышами домов, как тревожно взревели карнаи и вслед за ними тут же гулко зарокотали барабаны.
Уже открылись северные ворота и из города непрерывной вереницей потянулись навьюченные верблюды. Махмуд аль-Тарик, караван-баши, по уверениям Наума знал своё дело крепко. Сейчас он сидел на своём скакуне и с придорожного холма пристально наблюдал, как выстраивают верблюдов погонщики. Купцы, следующие с караваном, и охранники, повинуясь его знакам, занимали отведённые им места. Ни суеты, ни криков. И только отдельные команды, отдаваемые Махмудом своим помощникам, разносились над дорогой:
– …Вот этого, с подпалиной на груди, перевести на пять голов вперёд… Хасан, следи за дойной верблюдицей, как за своей женой… Ну, всё, пошли.
Верблюды тяжело вздохнули, понукаемые погонщиками, и караван пустился в дальний путь.
…Я оставил за своей спиной Эсфахан, да будут всегда цвести его прекрасные сады, да никогда в его дворцах не поселится уныние и грусть.
Я оставил за своей спиной друга Али ибн Масуда, но его весёлый нрав и остроумие навсегда остались в моей памяти.