Автор меня благодарил, чаем потчевал, восхищался, две недели слушал. Отвел я душу, весь выпростался, всё, что имел, выложил.
Прошлым он почему-то не задавался.
А Вячеславу Арнольдовичу мы десять дней уделили.
Морщился автор, стыд его, видимо, ел, а интерес все-таки перебарывал. Вячеслав Арнольдович личность, тут уж никто не устоит. Хлопал меня автор по плечу, вскакивал в восторге, восклицал, целуя в темя:
«Энциклопедон! Не было еще у меня таких уникумов-помощников! Марафонец вы беспримерный! Энтузиаст великомученный! С вашими-то средствами и такие архивы скопить! Да вам сегодня же Нобелевку положено!»
Ну разве не награда мукам моим слова такие!
Коньяк покупал, чтобы во мне силы поддерживать. Десять грамм плеснет и подбадривает: «Шуруем, шуруем, милый-раздорогой!»
Какое время было! Мне этот коньяк здорово от желудка помогал, боли дурацкие снимал, черт бы их побрал, эти колики. А может, и не коньяк то был вовсе, больно терпкий и притягательный. Так или иначе – целебный напиток, и если бы не он, не рассказать бы мне столько, сколько было рассказано.
Мы до того в судьбу и сущность Вячеслава Арнольдовича проникали, что просто Вечей его называли. А жену его Ленкой. И чем больше мы в него проникали, тем болезненнее я понимал трагичность своей ошибки-промаха, тем острее и чувственнее жил вячеславоарнольдовичьей жизнью, тем больше сожалел, что не вскрыл его самостоятельно.
Автор меня сразу понял и простил великодушно. Он ведь тоже наподобие меня: души изучает. Только класс у него, честно скажу, гораздо и гораздо повыше моего будет. И аппаратуру новейшую он где-то приобрел. Она ему на расстоянии помогает. Признался он мне, что мечтал в детстве, чтобы шапка невидимка у него была и чтобы в каждый дом, в каждое сердце проникать можно было, слушать, запоминать, выводы и обобщения делать. Готовиться к поприщу своему, так сказать. Типы разные выводить, жизнь с мясом и кровью отражать. Я думаю, он потому меня в своей квартире и изловил, что дар подобный мне имел. Болезненный, но дар – это уж точно.
А как дело-то было?
Я в первую вылазку поспешил, суету проявил по причине болезни желудка и интереса к его абсолютно замкнутому изрядовонному образу, и потому папочку с его странными рукописями неправильно завязал. Он и заметил.
Толком-то я не успел разобраться в рукописях, заглянул – всё номера да даты, бланки да рожи какие-то, и тут-то у меня желудок свело. Кинулся я вон, чтобы укольчик себе дома сделать.