В старших классах Шона превратилась из товарища по играм в бесстрашного исследователя и первопроходца. Первый пенис, который мы с Мередит увидели в жизни, был изображен на странице порножурнала, принадлежавшего ее родителям. Они хранили коллекцию просто в тумбочке, вместе с тюбиком смазки «К-Y» (зачем она нужна, Шона тоже описала очень подробно). Я до сих пор помню, как мы с сестрой умирали то от ужаса, то от восхищения, глядя на огромный кусок плоти, похожий на бледную колбасу, висевший между мускулистых бедер крепкого северного парня по имени Большой Джон. Мы затыкали себе рот и жмурились, потом тупо пялились, потом внимательно изучали анатомию. К безволосой мошонке крепился длинный ствол, который заканчивался розовой одноглазой головкой. Вскоре после этого Шона просветила нас на тему мастурбации, объясняла, какими способами она доставляет себе удовольствие и даже продемонстрировала движение двух пальцев по шелковым пижамным штанам. Для Шоны не существовало табуированных тем. Она с равной вероятностью могла бы исследовать спорный вопрос сама или прямо спросить у родителей. В чем разница между геями и трансгендерами? Как кто-то может возражать против абортов, если не считать абортов после инцеста или изнасилования? Если убивать детей плохо, их же плохо убивать в любых обстоятельствах? И так далее, и тому подобное.
В эти дни между детством и отрочеством Шона была не только нашей подругой и конфиденткой, но и владельцем многих секретов, которые мы с Мередит яростно хранили. Нашим родителям, консервативным пресвитерианам и республиканцам, Эберсолы нравились, но они звали Шону «ненормальной», а ее родителей считали «либеральными» и «снисходительными». Я прекрасно помню, как побагровел папа, когда за ужином она заявила, что креационизм – «малограмотный миф, охотно принятый республиканскими штатами». Он тогда с трудом пробормотал, что Библия – точно не миф. Только Дэниел сумел его успокоить, переведя разговор на «теорию разумного начала», которая позволяет помирить христианство, дарвинизм и теорию эволюции. Дэниел любил Шону не меньше Нолана. С ними обоими было интересно.
Так или иначе, мы дружили втроем вплоть до того дня, когда мы с Шоной перешли в девятый класс. Она убедила родителей перевести ее в Ловетт-скул, где учились мы с Дэниелом.