– А потом, согласись, когда ты единственный ребенок, то от тебя ждут слишком многого, возлагается много надежд, – продолжила Катя, – и хочется не подвести родных, в какой-то мере соответствовать их ожиданиям.
– Наверное, я как то об этом не задумывался, – ответил Веня.
В этих долгих задушевных разговорах Катя неожиданно открылась для него с другой стороны: если в первые минуты знакомства он увидел в ней непосредственную провинциальную милую девушку, то уже через несколько часов общения невольно отмечал присущий ей ум и женскую мудрость, которая редко встречается у столь юного существа.
К его удивлению, Катя довольно-таки прилично владела информацией о французских экспрессионистах, очень хорошо знала работы итальянских живописцев эпохи Возрождения. Когда же он рассказывал об Италии, где уже успел побывать несколько раз, то не смотрела с восхищением ему в рот, в отличие от знакомых девушек, а проявляла искреннюю любознательность, основанную на живом интересе.
Она знала наизусть стихи Гумилева, Блока, Баратынского, Саши Черного и других поэтов, имен которых он никогда не слышал. Особенно Катя любила Баратынского:
– «Есть что-то в ней, что красоты прекрасней, что говорит не с чувствами – с душой», – со смущением декламировала девушка.
К своим восемнадцати годам Катя прочитала всю английскую и французскую классику, могла цитировать наизусть главы из «Евгения Онегина», знала работы многих русских философов, труды которых он никогда не открывал, хотя они и занимали почетное место в обширной библиотеке его деда, блестя золотыми корешками.
Даже то немногое, что он помнил из школьного курса, открылось для него по-новому; он впервые ощутил дыхание поэзии, слушая вдохновенное Катино чтение стихов. В свое время он с трудом осилил три главы из обязательного в школе многотомного «Войны и мира», а Катя так увлекательно рассказывала об этом произведении, что ему невольно захотелось открыть страницы этого эпохального романа и вдумчиво прочитать, а не перелистывать, ища эпизоды для написания школьного сочинения.
– Роман «Война и мир» я прочитала два раза.
– Ух ты, – с восхищением и с присущей ему иронией сказал Веня. – А зачем?
– Ну, когда читала в первый раз лет в четырнадцать, то страницы про войну или пропускала, или читала через строку. Зато перечитывала моменты, связанные с Наташей Ростовой, про ее первый поцелуй, первую встречу с Андреем Болконским, ее знаменитый первый бал. Мне она казалась возвышенным, неземным существом. Я даже пыталась подражать ей.