— О да! — Я рассказываю ей о пьяных поцелуях Артема на вечеринке, но умалчиваю, что они не идут ни в какое сравнение с поцелуями Харма.
Она никогда не узнает, что ее любимчик из начинающей группы и маньяк-извращенец из ночных кошмаров — одно и то же лицо. И что я помешалась на нем.
После двух скучных лекций Катя смывается к парню, с которым познакомилась накануне, и я остаюсь за партой в унылом одиночестве: так уж повелось, что одногруппники меня сторонятся. Всем очевидно, что за дисциплинированностью и чопорностью кроется комплекс отличницы и куча ментальных проблем, и лучше не подходить близко. Не спасает даже статус.
Отвлекаюсь от пространных объяснений преподавателя и, подперев рукой щеку, отворачиваюсь к окну.
Внизу, за черным блестящим забором, расположена элитная гимназия, в ней сегодня тоже начался учебный год. Когда-то, много лет назад, по ее асфальтовым дорожкам мама провожала меня в первый класс. И мечтала увидеть мой выпускной. Но не случилось...
Поднимаю взгляд, рассматриваю шапки облаков в прозрачном небе, считаю голубей на проводах и, постукивая карандашом по раскрытой тетрадке, раз за разом возвращаюсь к воспоминаниям о странном утреннем разговоре с папой.
По обыкновению, мы молча ели в мрачной столовой, и ничто не выбивалось из привычного будничного уклада вещей. Покончив с завтраком, отец отложил вилку и тихо сказал:
— Ника, пожалуйста, собери все мамины украшения и спрячь вне дома, хорошо?
Мысли, подгоняемые тревогой, вновь пустились вскачь, но он не ответил ни на один из вопросов: улыбнулся, поднялся из-за стола и ушел. Хлопнула дверца, и габаритные огни служебного авто погасли за поворотом.
А я до сих пор не нахожу себе места.
Вместе с шумной толпой студентов покидаю универ, прогуливаюсь по зеленому скверу и падаю на пустую скамейку у ворот гимназии.
Тревога нарастает, недобрые предчувствия давят на грудь. Все утро я уговаривала себя, что не так поняла слова отца, но все же открыла сейф и вытащила драгоценности...
Кто-то садится рядом, и голос, знакомый до болезненного восторга и трепета, вырывает из тяжких раздумий.
— Не против?
Вздрагиваю и ошалело разглядываю пришельца. Харм. Точнее... человек, который должен им быть. Вместо мрачного неформала с пирсингом в брови передо мной предстает парень в темно-синем строгом костюме, сидящем на нем как на модели. Лощеный мальчик-мажор. Как Харм в него превратился?