– Хороший гость со своим приходит, – и я водрузила на стол эффектную банку «Якобса».
Валера быстро вскипятил крохотный чайник, поставил передо мной щербатую чашку, буркнув: «Не кривись, чистая…» Разлил кипяток и после первого глотка сказал, выдержав паузу:
– И что хорошему гостю надо?
– Информацию. Ты ж у нас лучший диагност. Помнишь, вчера Васильич бомжа привез? Это из моего подъезда. Ты уже вскрыл?
– Спохватилась, – хмыкнул Валера. – Наверное, уже и похоронили. Сейчас узнаем. Прохоровна-а-а!
На пороге появилась старушка из позапрошлого века. Это тогда носили халаты с завязками-тесемками сзади и фартуки из рыжей компрессной клеенки, давно уже полинявшей и растрескавшейся. И нарукавники из нее же.
Старушка выглядела лет на сто с гаком: пергаментная морщинистая кожа в «гречке», черепашьи складчатые веки и шея. И темные глаза, видевшие, казалось, столько, что больше уже и незачем.
Запах, который сопровождал старушку, был хорошо знаком – от него между лопатками поползли мурашки и захотелось бежать отсюда сломя голову.
Я схватилась за чашку и принялась цедить кофе, чтобы перебить запах тления, формалина и еще чего-то страшного.
– Что, Валерий Иванович? – между тем спросила старушка.
– Горкомхозовские приезжали?
– Приезжали, забрали всех своих. Вчерашнюю и тех двоих. Сейчас только хозяйские остались.
– Вот и ладно, а я уже думал, опять надо звонить, лаяться. Кофе будешь?
– Спасибо, я потом. Одного завтра забирают, одежду привезли, пудру, румяна…
– Ну как хочешь.
Старушка безмолвно ушла.
Мне захотелось открыть форточку и постоять у окна, но я продолжала давиться кофе.
– Ну вот видишь, и концы в воду. Ты, что ли, грохнула?
– Конечно я, а то как же. Ты же знаешь, у меня сезонное обострение. Вою на луну и выхожу на охоту. И вообще я чучела бомжей коллекционирую.
– А серьезно?
– А серьезно меня интересует причина смерти. Нет ли там тубика или чего похуже. Ты же знаешь наши проблемы. Если хоть что-то, хоть подозрение, я лучше сама надену респиратор и весь подъезд залью хлоркой. Пока еще СЭС приедет. А если телегу в СЭС напишешь, чтоб они это сами проделали, с меня коньяк к кофе.
– Успокойся, мать, – сказал Валерка, неожиданно очень серьезно. – Ничего там нет. Просто старость. Такая старость, что непонятно, как она вообще на второй этаж залезла. Не моложе Прохоровны, – он кивнул на дверь, – а она здесь с пятидесятого года работает.