Не знаю, что пообещал Виктор
Константинович патриарху за это, но, полагаю, будет уместно и
самому отблагодарить его святейшество. Деньги ему давать, конечно,
не стоит, а вот магией помочь с тем же здоровьем — почему нет?
Как бы ни была долга служба, а она
закончилась. Снежка, преодолевая волнение, сжимала свечу в руке,
когда мы шагнули ближе к патриарху. Он был довольно стар по местным
меркам, имел благообразный вид, и хотя на мою невесту смотрел, как
полагается его святейшеству на прихожанку, встретиться взглядом со
мной избегал.
Патриарх Петр меня… боялся.
Притом, что ни разу не переходил
дорогу церкви или священникам, подобный страх я уже наблюдал у
многих дворян. Даже мой тесть смотрел на меня именно так. Я был
силен, внушал ужас, и его святейшество боялся. Боялся, но все же
исполнял свой долг.
Пожалуй, следует с ним поговорить
как-нибудь, чтобы уладить это недоразумение.
А меж тем таинство продолжалось.
* * *
Там же.
Несмотря на то, что все, что только
могло произойти с супругами, у Снежаны Александровны уже случилось,
волнение никак не могло улечься. Не помогали успокоиться ни хлопоты
по подготовке к свадьбе, ни даже тот факт, что Иван Владимирович
был твердо намерен жениться и не сбежал бы в последний момент.
Да и сама будущая Морова и мысли не
допускала о том, чтобы сбежать.
Но нервы это нисколько не
успокаивало. Все отведенное для сна перед венчанием время Снежана
Александровна плакала, и даже на беременность это было трудно
списать. Ребенок рос внутри нее спокойным и практически не вызывал
никаких осложнений в быту, кроме разве что свежего воздуха. Подолгу
оставаться в закрытых помещениях Снежана Александровна не могла,
становилось нечем дышать, поднималась паника.
Но в Собор прошло слишком мало людей,
чтобы вызвать духоту, да и священнослужителей было для этого
недостаточно. А запах воска и ладана совсем не тревожил — все
помещение прекрасно проветривалось, так что, кроме ароматов,
уловить ничего дурного было невозможно.
Слова молитв пролетали мимо слуха
Снежаны Александровны, она механически крестилась в положенных
местах, да отвечала на вопросы патриарха, когда тот их задавал. Но
спроси ее кто-нибудь, как прошел сам обряд, ни за что бы не
ответила — не запомнила ничего, кроме собственных душевных
терзаний.
Да, все было красиво, торжественно,
возвышенно, нельзя было находиться внутри Собора и не чувствовать
нисходящую на тебя благодать, и сам патриарх проводил таинство, что
не могло не радовать, но… Это были такие мелочи по сравнению с
осознанием, что с минуты на минуту она перестанет быть свободной
девушкой и станет супругой.