– Все ложь, – проблеяла я. – Ты описываешь другого. Не моего отца. Уходи прочь, Эмиль.
– Твой отец – чудовище, – выплюнул Эмиль.
– Не смей. Довольно, уходи, – процедила в ответ.
– Его фамилия, как и его руки, пропитаны кровью. Власть его писана кровью.
Эмиль багровеет.
Отказываясь верить в эту чушь, я оттолкнула Эмиля и понеслась прочь. Забыв про вещи, про горы, про сладкие ночи.
Все это потонуло в бездне. В восемь утра второго января сказка закончилась.
Я не успела выбраться из номера. Он нагнал меня сзади – схватил за рубашку и порвал ее.
Снова.
– Не трогай меня! Не надо, умоляю!
Я заплакала, кусая израненные губы. Эмиль стянул с меня штаны и приспустил нижнее белье.
Когда я поняла, для чего, то резко замолчала, тяжело дыша.
– Заклеймил все-таки.
Эмиль оголил место татуировки. Там была фамильная монограмма, такая была у моих братьев тоже.
Когда Эмиль отпустил меня, я встретила его брезгливый взгляд.
Мои руки тряслись, волосы прилипли к вспотевшему лицу. Я грубо смахнула пряди, чтобы лучше видеть.
Эмиль смотрел так, будто имел на меня все права.
– Фамилию ты сменишь, – решил он по-хозяйски и кивнул на место татуировки. – А это клеймо я не хочу видеть каждый раз, когда буду брать тебя сзади. Выведешь полностью.
Я поняла очевидное: Эмиль сошел с ума.
Совершенно точно.
Но одно успокаивало – он не ударил и не обидел меня. Отступил, позволил одеться, а сам закурил.
– Я тебя не трону против воли, – Эмиль затянулся и с прищуром осмотрел меня. – Я не чудовище.
Я боялась пошевелиться, так и стояла у стены возле выхода. Мне показалось, что с сигаретой в зубах он принял какое-то решение для себя. Лицо вернулось к человеческому, губы расслабились и спокойно обхватывали сигарету.
На трясущихся ногах я вернулась в свою комнату. Взяла только куртку и сумку, а когда вернулась в гостиную – Эмиля здесь уже не было. Только запах сигарет и разрушенная техника напоминали обо всем, что тут случилось.
Я выбежала из гостиницы, вдыхая морозный воздух.
Лицо было мокрым, тело пропиталось запахом пота и страха. Я задыхалась, но бежала. Легкие горели огнем, я бежала много минут без остановки.
Выдохшись, я упала на колени.
Нам было хорошо. Я нравилась Эмилю. Он был строг, но я не плакала с ним и пощечин ждать не приходилось. Он обнимал меня прошлой ночью и обещал никогда не делать больно, а теперь я лежу на снегу и не нахожу в себе сил подняться.