РС.
Я задыхаюсь, думая о том, что ЭС смотрелось бы куда гармоничнее.
– Чай, София, – спохватывается мама, вставая из-за стола. – Принесем чай, потом разрежешь торт.
– Разрежешь? У меня же руки трясутся…
Мама поспешила на кухню, там уже стояли готовые подносы со стаканами.
– Делай чай покрепче, – посоветовала мама.
Я делала все машинально, каждое действие сопровождалось сухими мыслями: чай покрепче, кусочек лимона, моя жизнь разрушена. Чай покрепче, кусочек лимона, моя жизнь разрушена.
Получилось около тридцати чашек – столько близких и дальних родственников приехало посмотреть на мои мучения.
– Бери поднос, детка, и неси в гостиную. Все ждут!
«Подождут», – хотелось огрызнуться.
Но сил не было.
Руслан увидел меня, и я ему понравилось. Надежда на то, что он откажется от меня, таяла на глазах.
Я взяла поднос, стиснув зубы.
Один шаг, второй, третий. Я шла на звонкие голоса, и они становились все ближе. Скоро снова меня будет обжигать его взгляд – красивый, но чужой мужчина хочет меня в жены, а я нет.
По ногам внезапно подул холодный ветер – будто кто-то открыл дверь нараспашку, но я все равно упрямо шла на голоса. Если я уроню все стаканы с подноса, мне не поздоровится. И от Мурада, и от отца.
Так что мне все равно, кто заявился еще поглядеть на мои страдания!
К черту всех!
– Вот и Эмиль приехал.
Голос Рустама Басманова. Рядом. Очень.
Бах-бах.
Бах…
Бах…
До разума еще не дошло, а сердце от имени уже вскачь несется. Я крепче сжала поднос, еще и дурацкая прядь все же выбилась из-под заколки и загородила мне вид справа.
Я шла упрямо, настойчиво. Донести стаканы. Об остальном подумаю позже.
– Я не мог не приехать, дядя.
Тело замедлилось, откликнувшись на этот голос.
Руки затряслись, нижняя губа – тоже. Пальцы ослабели, я все-таки вскинула взгляд и повернулась вправо. Лучше бы я этого, конечно, не делала.
Не с подносом в руках.
Не с ватными ногами.
Подняв свои глаза, я попала в плен других. Жгучих, опасных, темных до одури. Это было ужасной шуткой судьбы. Насмешкой, иронией.
На входе стоял Эмиль.
Я ничего не понимала.
Упрямо закачав головой, я прошептала ему:
– Не надо… Не надо, пожалуйста…
Жесткое лицо Эмиля помрачнело, и я ощутила вкус никотина у себя во рту. Вспомнила, как он целовал и трогал меня – собственнически, горько, жадно.
Мои пальцы вконец разомкнулись от слабости.