. Однако всего через несколько лет он был настолько разорен, что не мог оплатить счета за электричество, и вынужденно съехал из особняка. После пробы сил в политике он попытался открыть еще один нефтяной фонтан, но потерпел неудачу. Его архитектор вспоминал: «В последний раз я видел его где-то на северо-востоке от города, сидящим на какой-то бочке. Шел дождь, он был в плаще и зюйдвестке и просто сидел не двигаясь, совершенно подавленный. Два или три человека работали на переносной буровой установке в надежде найти нефть. Я ушел буквально с комом в горле и слезами на глазах»
[170]. Еще один известный нефтепромышленник в Оклахоме так же быстро промотал 50 миллионов долларов и остался на бобах.
Многие осейджи, в отличие от прочих богатых американцев, не могли тратить свои деньги как им заблагорассудится, потому что федеральное правительство учредило систему финансовых опекунов (один из них утверждал, что взрослый осейдж «как шестилетний или восьмилетний ребенок – едва видит новую игрушку, как тут же хочет ее купить»[171]). Закон устанавливал, что опекуны назначались всякому индейцу, которого министерство внутренних дел сочтет «недееспособным». На практике решение, фактически поражавшее в гражданских правах, почти всегда основывалось на доле индейской крови владельца собственности или том, что Верховный суд штата определял как «расовую слабость»[172]. Опекун неизменно назначался чистокровному индейцу и редко – человеку смешанного происхождения. Сирота и наполовину сиу Джон Палмер, усыновленный осейджской семьей и сыгравший столь важную роль в отстаивании прав племени на полезные ископаемые, призывал конгрессменов: «Пусть не доля белой или индейской крови определяет, что забрать и что оставить членам племени. Дело не в ней. Вы, господа, не должны этим заниматься»[173].
Подобные призывы, разумеется, игнорировались, и конгрессмены собирались в обшитых деревянными панелями залах заседаний комитетов и часами в мельчайших подробностях изучали траты осейджей, словно на карту была поставлена государственная безопасность. На слушаниях подкомитета Палаты представителей 1920 года законодатели произвели тщательный анализ отчета государственного ревизора, направленного изучить характер текущих расходов племени, в том числе и семьи Молли. Тот, в частности, с порицанием представил одно из приложений: счет в мясной лавке на 319 долларов и 5 центов, накопившийся перед смертью у матери Молли Лиззи.