Отец сказал, мол, его мамаша просто скончалась от старости. Уснула и больше не проснулась. Но легче от этого Катарине не стало. Со смертью Надин ей было не с кем посекретничать, некому рассказать о своих переживаниях, и в шестнадцать лет девушка впервые познала горечь потери…
***
Скрипнули ворота, нехотя поддавшись напору, по окнам махнули огненные вспышки. У Катарины перехватило дыхание, сомнений не осталось, мужчины заходили в их двор. Прилипнув к ледяному стеклу в кухне, она тревожно следила за тем, что происходило во дворе. Вот сосед Большой Сэм и его сын с трудом втащили к крыльцу повозку, накрытую шкурами медведя. Бурые пятна на снегу заставили Катарину вскрикнуть, и она отпрянула, прижав кончики пальцев к побелевшим губам.
— Мама! Мама, просыпайся! — отчаянно вопя, она бросилась к спальне родителей, толкнула дверь, и, споткнувшись о подол платья, едва не рухнула на пороге. — мамочка, вставай, что-то случилось!
Взгляд упал на аккуратно застеленную кровать. Софии в комнате не оказалось. Должно быть, её опять вызвали к больному, и она тихонько ушла, думая, что Катарина уже спит. Ощутив стылый озноб, девушка робкими шажками двинулась к входу. Сердце её гулко отбивало дробь, по коже ползли мурашки. Громкие голоса снаружи вселяли страх, но сидеть тут в неизвестности, она не могла.
Ах, если бы Том был рядом! Только он умел утешить её, прогнать ужас, и согреть в объятиях. Её старший брат, которого Катарина обожала.
Он был для неё не просто братом. Пусть это неправильно, дико, мучительно стыдно, и Катарина никогда бы не призналась в этом даже себе, но к Томасу она испытывала нечто иное, нежели сестринская привязанность. С тех пор, как впервые заметила на себе восхищённые взгляды парней, а детские платьица пришлось отдать соседке для её дочери, Катарина вдруг осознала, что с ней творится неладное.
Она провожала Томаса жадными глазами, украдкой наблюдала за ним, когда он работал в кузнице или на полях, с неистовым нетерпением разглядывала его высокую, стройную фигуру с мощными плечами и бугорками тугих мышц на руках; любовалась его строгим профилем, казавшимся высеченным из стали; ловила его насмешливые взоры, и томительно тонула в синих, как самое ясное небо, глазах. С замирающим сердцем запускала руки в его непокорные, густые чёрные волосы, вьющиеся на концах, и тихонько таяла от нежности и истомы, когда Томас обнимал её.