Пассажиры колбасного поезда. Этюды к картине быта российского города: 1917-1991 - страница 78

После принятия Конституции 1936 года, предоставившей духовенству избирательные права наравне с остальным населением, появилась надежда, что элементы повседневной религиозности обретут признаки бытовой нормы. Люди стали вновь публично исполнять религиозные обряды – прежде всего это выразилось в притоке верующих в церкви в дни крупных православных праздников, в частности Рождества. Власть вновь заняла нейтральную позицию по отношению к религиозным праздникам. Правда, представители государства не принимали участия в церковных торжествах. Не было и официальных рождественских гуляний. Но праздник елки в Новый год становился советской традицией. Юная безбожница – моя мама – уже заканчивала школу и с удовольствием праздновала Новый год под елочкой, которую теперь безбоязненно ставили в домах, а главное, в публичных местах. В Ленинграде главная детская елка проводилась во Дворце пионеров. Мама присутствовала на его открытии в феврале 1937 года. Об этом очень радостном для нее событии свидетельствует бережно сохраненный пригласительный билет.

Билет во Дворец пионеров. 1937. Личный архив Н. Б. Лебиной

Новогоднее всеобщее веселье, поощряемое властью, явно затмевало воспоминания о религиозном контексте зимнего праздника.

В художественной литературе с середины 1930‐х годов стали встречаться упоминания о вполне светских новогодних торжествах. Юрий Герман в романе «Наши знакомые», опубликованном в 1936 году, писал о встрече Нового года как некоем судьбоносным событии в жизни главной героини Антонины Старосельской. Новогодний праздник в компании с будущим вторым мужем, до революции управляющим крупным петербургским рестораном Пал Палычем Швырятых, проходит на излете нэпа в привычной стилистике старых рождественских праздников: