7.
Герман Петрович Резников поерзал на обитом светлой кожей сидении, устраиваясь поудобней и с отвращением сознавая свою громоздкость и неуклюжесть. Он никогда не умел, как другие, усаживаться в машину вальяжно и комфортно, хотя уже много лет ездил почти исключительно в дорогих служебных иномарках.
Потом Герман Петрович с неудовольствием покосился на мелькающие за окном фасады. От Москвы он уставал примерно за месяц, и уставал сильно. Наваливалась тоска - по катастрофически разболевшейся матери, по дому, в котором она осталась под присмотром сестры, по Тэсси - старой грузной сенбернарихе, которую он не мог забрать в столицу, потому что сердце у псины слабое, и перелет могло не выдержать. Но больше всего Резников тосковал по простору - дома все было огромным: суровая широченная река с поросшими кедровником берегами, горы, синеющие на горизонте, небо, так не похожее на прокопченное низкое небо мегаполиса.
И хотя семья жила тут, с ним, этого явно было недостаточно. Жена осваивала мир московского бомонда, сын Виталик пропадал в своем университете, а Анка… Анка, кажется переживала первую любовь и вообще никого вокруг не замечала.
Герман Петрович вздрогнул от звонка.
Мамонт.
Так они звали губернатора. Он и был похож на мамонта - высокий, сутулый, с лохматой головой и крошечными недобрыми глазками. Что-то опять не так? Что?
- Да, Василий Алексеевич, Резников слушает.
Так было положено отвечать, хотя кто ещё мог отозваться по мобильнику, кроме его владельца?
- Герман, как идет подготовка… к выставке? - голос Мамонта рокотал в трубке, словно раскаты грозы. - Вы сделали все, что должны были?
- Пока не все, - честно ответил Резников. - Но мы постараемся. Возникли… небольшие проблемы.
А вот тут он слукавил. Проблемы у них возникли отнюдь не маленькие. Если верить тому, что рассказал Мышкин, и что он сам прочитал в протоколе, оперативно добытом тем же Мышкиным. Но ситуация пока не стала критической, и для её исправления задействовано все, что только можно.
Резников тяжко вздохнул, ожидая разноса. Но губернатор неожиданно спокойно произнес:
- Ну, раз ты, Герман, считаешь, что проблемы небольшие и… решаемые, то значит, справитесь. К моему прилету.
- Основная часть работы проделана, Василий Алексеевич, осталось немного. Экспозиция выстроена, - Герман Петрович сделал небольшую паузу, выделяя последнюю фразу. Приходилось изъясняться так, чтобы те, кто мог услышать этот разговор, не уловили смысла. А слушать могли, ох, как могли. И было кому.