— Ну ладно. Вы меня пригласили обсудить результаты аудита вашего
отдела. Так о чём именно вы хотели поговорить?
***
— Послушайте, веальда Халиг, — лихорадочно шептал Сноттор всего
через час их продуктивного общения. — Ну ведь от этого же никому не
плохо, ну что вам стоит не включать это в отчёт?
Эдна сдула с лица выбившуюся из пучка прядь. На самом деле из её
пучка выбивались почти все пряди, потому что руки у Эдны росли не
из того места, из которого удобно делать причёски, но она выдавала
это за стиль.
— Не понимаю, что вы хотите сказать, — в который раз
меланхолично повторила она. — В отчёт попадает всё, что я вижу. С
какой стати мне дифференцировать?
Сноттор взъерошил себе волосы и потёр лицо. Свити в своём углу
вдруг активизировался и налил начальнику чаю. Внимательно посмотрел
на кофейный стаканчик Эдны, как-то определил, что тот опустел, и
пошёл к кофемашине делать ей ещё чашку. Эдна цыкнула зубом. Да,
такое бы не помешало, не помеша-ало… Но сорок лямов!
— Возможно, — проникновенно заговорил Сноттор, смочив горло, — я
мог бы вам предложить что-то, что будет для вас важнее, чем
следовать букве вашего устава.
Эдна поджала губы. Её устав — это она сама, поскольку
аудиторская фирма принадлежала ей. Объекты профессионального
интереса частенько принимали её за какую-то мелкую сошку: Эдна была
щуплой костлявой лохматой блондинкой из той породы женщин, про
которых говорят "маленькая собачка — до старости щенок". И это
часто работало ей на руку, потому что многие подследственные
недооценивали её квалификацию и аналитические навыки, а потом очень
удивлялись, сколько всего она на них накопала.
Не то чтобы Эдна была таким уж поборником морали. Бизнес есть
бизнес. Она, собственно, и не обязана сообщать руководству фирмы о
нарушениях со стороны начальника отдела, если они не привели к
финансовым потерям. Но теперь эти нарушения были даже неактуальны,
задним числом компанию за них не привлекут. Возможность снова такое
отчудить Сноттору перекрыли, так что в целом компании будет ни
жарко ни холодно оттого, что он останется на своём месте. Тем не
менее если руководство узнает о его художествах, он с высокой
вероятностью вылетит с волчьим билетом, если только не имеет для
фирмы какой-то неочевидной неописуемой ценности. А судя по тому,
как он переживал, — ценность его весьма средненькая.