Я нехотя согласился с ним, хотя
причиной, разумеется, было совсем другое: желание пользоваться
переходом так, чтобы этого никто не заметил даже случайно.
Продолжение Совета на этой неделе не
планировалось, поэтому мы заехали в гостиницу за оставшимися
вещами, после чего отправились в аэропорт. Пожалуй, я был этому
даже рад, потому что иначе Шелагины рисковали остаться вообще без
денег после закупок контейнеров — очень уж увлеченным этим вопросом
мне показался княжич. Когда я сказал, что не вижу смысла покупать
что-то еще, он предложил мне порыться в их хранилище на предмет
чего-нибудь полезного. Разумеется, я согласился не раздумывая.
Во время полета разговоры главным
образом крутились вокруг грядущих соревнований. Старший Шелагин
решил, что приемы его рода будет уместно передать уже сейчас, до
моего признания, чтобы я мог использовать их в схватках. Правда,
сам этим решил не заниматься, перевалил почетную обязанность на
княжича. Но тот даже доволен остался этим решением.
В Верейск мы прилетели довольно
поздно. Встречал меня дядя, как мы и договаривались, поэтому с
Шелагиными я попрощался, пообещав княжичу, что завтра вечером
появлюсь на Полигоне.
— Что там у Вьюгиных? — спросил я,
когда сел в машину.
— Лебедев уехал, посчитав, что в его
присутствии больше нет необходимости, — отрапортовал Олег. — Хотя
Володя предлагал ему остаться и деньги сулил неплохие, но целитель
сказал, что, кроме возрастных проблем, у отца больше ничего по его
профилю не осталось. Да и то, омолаживающий курс Лебедев от скуки
провел, а больше ничем помочь не может.
— Это уже хорошо. А в остальном?
— В остальном, как я понял, все
повесят на Алку, — вздохнул Олег. — Гниду Владика, скорее всего,
признают слабоумным и отпустят.
— Чтобы он опять кого-нибудь
попытался отравить? — удивился я.
— Лебедев отцу сказал, что возможен
вариант, когда со временем у Владислава все придет в норму: и
физическое состояние, и мозги. Потому что давление чужой магией
прекратилось и организм начал восстанавливаться. Гением разума он,
разумеется, не станет, будет просто дураком. То есть вполне
вероятно, что его тоже признают пострадавшим.
Конечно, это было недалеко от истины:
Владик от действия матери пострадал серьезно. И все же гниловатость
его натуры со слабоумием никак не была связана. Признают его
пострадавшим или нет — одно точно: общаться с ним не хочу и не
буду.