— Важнее другое, — я повернулся к ним. — Эти разработки дадут
нам абсолютное превосходство. БПС-29 пробьет любую существующую
броню. А КС-29... — я усмехнулся, — это вообще революция в
артиллерии.
— БПС? КС? — переспросил Сорокин.
— Бронебойный подкалиберный снаряд и кумулятивный снаряд, —
пояснил я. — Образца 1929 года.
Игольников задумчиво погладил седые усы:
— Знаете что... Не буду спрашивать, откуда у вас эти знания. Но
если хоть половина расчетов верна, это действительно прорыв на
десятилетия вперед.
— Все расчеты верны, — твердо сказал я. — Нужно только правильно
все изготовить. Профессор, вы займетесь карбидным сердечником?
Величковский все еще смотрел на меня с подозрением, но
кивнул:
— Да, с кобальтовой связкой... Придется разработать специальную
технологию спекания.
— А я берусь за взрыватель, — оживился Игольников. — Двойной
детонатор – это очень элегантное решение.
— Сорокин, вам – баллистические расчеты и медные воронки, — я
свернул чертежи. — Через неделю жду первые опытные образцы.
Когда все разошлись, Величковский задержался:
— Леонид Иванович... Я не знаю, кто вы на самом деле. Но с
такими знаниями... Будьте осторожны. Очень осторожны.
Я молча кивнул. Профессор опять внимательно посмотрел на меня,
ожидая, что я добавлю. Но я промолчал и он тоже вышел.
Когда мы встретились через неделю, в тускло освещенной
лаборатории привычно шипела газовая горелка, а Величковский,
облаченный в прорезиненный фартук, колдовал над тиглем с
раскаленным металлом.
— Температура тысяча четыреста градусов, — он сверился с
пирометром. — Сорокин, подавайте карбид!
Молодой инженер осторожно всыпал черный порошок в тигель. Над
поверхностью расплава взметнулись синие искры.
— Теперь кобальт, — профессор достал пакетик с серым
металлическим порошком. — Точно по рецептуре – пять процентов.
В другом углу лаборатории Игольников, закрепив лупу на
специальном штативе, собирал детонатор для кумулятивного
снаряда:
— Удивительная конструкция... Задержка между первым и вторым
импульсом – всего полмиллисекунды. Как в швейцарских часах.
Я переходил от одного рабочего места к другому, контролируя
процесс. Сложнее всего было не выдать волнения, ведь я точно знал,
что все должно получиться.
— Форма готова, — доложил Сорокин, показывая безупречно
отполированную графитовую изложницу. — Можно заливать
сердечник.