Когда мы выходили из кабинета, в коридоре уже зажигали лампы. За
окнами догорал весенний закат. Где-то внизу, на площади, рабочие
заканчивали монтаж трибун к первомайской демонстрации.
Новая эпоха в истории советской промышленности начиналась здесь,
в старинном здании на Варварке, под вечерний звон кремлевских
курантов.
В голове уже крутились чертежи новых цехов, схемы автоматизации,
планы реорганизации производства. Впереди две недели адской работы.
Бауман, проходя мимо, скептически покачал головой.
***
Когда все разошлись, Орджоникидзе еще некоторое время стоял у
окна, глядя на затихающую Москву. Потом решительно подошел к
телефону:
— Соедините с товарищем Сталиным.
Короткая пауза, и в трубке раздался знакомый голос с характерным
акцентом:
— Слушаю, Серго.
Орджоникидзе крепче сжал трубку.
— Коба, докладываю о совещании. Приняли решение передать заказ
Краснову.
— Сто двадцать миллионов? — в голосе Сталина слышалась усмешка.
— Большая ставка.
— Зато и результат может быть соответствующий. — Орджоникидзе
прошелся по кабинету. — Ты бы видел его схемы автоматизации. И эту
систему научной организации труда... Даже немцы такого еще не
делают.
— А старый заказ?
— Обещает закрыть за две недели.
— За две недели? — Сталин хмыкнул. — Смело. А Рыков что?
— Рыков против, конечно. Кричит про разрушение НЭПа, про частную
инициативу...
— НЭП... — Сталин помолчал. — Старый НЭП себя изжил, это верно.
Но вот эта новая система Краснова - государственное управление плюс
хозрасчет... В этом что-то есть.
Орджоникидзе присел на край стола:
— Коба, тут такое дело... В прошлый раз, когда мы его проверяли,
он все потерял, дом, машину, даже фамильные драгоценности заложил.
Но выстоял, не сломался.
— Знаю, — сухо отозвался Сталин. — Именно поэтому он и получает
этот заказ.
— Так вот... Может, в этот раз обойдемся без проверок? Дадим
спокойно работать?
В трубке повисла долгая пауза. Было слышно, как Сталин
раскуривает трубку.
— Хорошо, — наконец произнес он. — Никаких проверок. Никаких
акций. Пусть работает. — Снова пауза. — Но если «Сталь-трест»
попытается помешать... Это уже будет их личное дело. Понимаешь,
Серго?
— Понимаю, Коба, — Орджоникидзе улыбнулся. — Значит, не трогаем
его?
— Не трогаем. Пусть сам докажет, что справится. В конце концов,
— в голосе Сталина появились насмешливые нотки, — человек, который
в коммуналке продолжал чертежи рисовать, заслуживает шанса. Такие
нам нужны.