– Это и станет окончательным развалом белого движения, его крахом! Часы бьют двенадцать, – прошептал подполковник, искоса бросил взгляд на большие настенные часы – стрелки показывали без четверти двенадцать ночи. И невольно вздрогнул – слишком символично оказалось время, как раз в лад его мыслям.
Хуже того, те генералы и офицеры, начиная от командующего Розанова, что считали Семенова выскочкой и фактически отказались выполнять последний приказ адмирала Колчака, играют на руку красным в конечном итоге. Ведь любая розовая власть, пришедшая на смену белой, рано или поздно сменит свою окраску на красную, как это случилось с иркутским Политцентром.
Нужно бороться, даже пойти против командования, но любой ценой удержать Владивосток, этот ключ ко всему Приамурью, в прежнем цвете – атаман плох, он не лидер, но символ, без сохранения преемственности будет крушение, неужели этого не понимают!
Южнее Тулуна,
командующий 3-й армией
генерал-лейтенант Сахаров
На ночлег командующему отвели дом священника, который вместе с матушкой встретил его хлопотливо и радушно – огромный медный самовар блестел начищенными боками, на ужин простая, но обильная еда – тушенная с мясом картошка, огурцы, соленые грузди, квашеная капуста и обязательные в каждом старожильческом доме шаньги.
Батюшка даже водрузил на стол неизвестно каким чудом сохранившуюся в революционном лихолетье бутылку вина со старой, еще царскою этикеткой. Под рюмочку красного и разговорились на близкие и больные, как всюду и везде, темы – о разрухе, о кровавой междоусобной брани, о русском горе-несчастье.
– Скажите, батюшка, а как настроение ваших местных селян? Чего они хотят?
Священник надолго задумался, поглаживая мозолистой ладонью окладистую, с обильной сединою бороду, Сахаров молча ждал, помешивая ложечкой мед в стакане душистого травяного чая.
– По правде скажу, что наши крестьяне так устали, что хотят только одного – спокойствия, да чтобы крепкая власть была, а то много уж больно сброда всякого развелось за последние годы, – старый священник замолчал, продолжая задумчиво поглаживать бороду. Потом, словно решившись, заговорил звучным, отнюдь не стариковским голосом, веским и убедительным, будто на проповеди.
– Вот перед вашим приходом комиссары были здесь, все убежали теперь. Так они запугивали наших мужиков: белые, говорят, придут, все грабят, насилуют, а чуть что не по ним – убьют! Мы все, прямо скажу, страшно боялись вас. А на деле увидели после первой же вашей партии вчера, что наши это, оказывается, настоящие русские офицеры и солдаты.