Жерму захотелось подойти и взять умирающую за руку. Он даже мог это сделать – в стекле было кривое отверстие в районе её локтя. Но Жерм стоял в странном оцепенении и не двигался с места.
Внезапно в воздухе появился дрон – блестящий моргающий огоньками металлический эллипсоид. Он завис над девушкой и начал произносить успокаивающие слова, сканируя тело своими лазерами. Но это было уже не важно.
Жерм почувствовал, как вздрогнул грунт под ногами. Он поднял взгляд и увидел, что огромная бетонная конструкция, которая ещё недавно была высотным зданием, кренится и падает прямо на него. На них, выживших ненадолго. «Вот и всё», – успел подумать Жерм.
Всё это неправда. Всё было совсем не так. Это просто картина, которую я вообразил в своей голове. Правда, с некоторых пор я знаю, что фантазии – это нечто вполне материальное, но речь сейчас совсем не об этом.
Я привык к боли, крови, смертям. Я много их встречал в жизни. И, когда читаешь на огромном экране сообщения о том, что на Гнате произошёл теракт, видишь страшные кадры и испуганных людей, в памяти всплывают другие погибшие, другая боль. Воображение рисует картины. Или, скорее, сны. Конечно, со временем боль притупляется, и, когда это осознаёшь, иногда вызываешь сам у себя отвращение.
А вот что никогда, наверно, не притупится, не ослабнет – это своя собственная боль, свои собственные чувства. В моём случае скорее наоборот, они будут становиться всё сильнее, всё мучительнее. Я тут в собственном кошмаре, на этой жаркой и душной планете Ибертао, посреди космопорта, одну стену которого занимает огромный экран, передающий новости. Лучше бы вместо этой стены они поставили большущий вентилятор. Он крутился бы, как бешеный, и рубил насекомых в мясо. С хрустом. И этот хруст резал бы мне уши, а я б еле терпел… Так. Надо успокоиться. Я опять несу непонятно что.
Под моими ногами – блестящий чёрный камень, покрытый огненными разводами. Я вишу над огненно-чёрной бездной, но не проваливаюсь в неё. Кто придумал такой пол? Камень практически раскалён, я чувствую это даже сквозь толстые подошвы моих рабочих ботинок. Небо Ибертао, красно-жёлтое, клоками, нависает надо мной. Я не вижу его, потому что меня окружает железно-каменная коробка космопорта. Но я его чувствую. Оно висит там, жаркое, яркое, ослепляющее. Оно хочет меня проглотить и съесть. Так что, может быть, и хорошо, что я здесь спрятался. От неба, но не от жары. Сдаётся мне, что в этом чёртовом космопорте совсем нет вентиляции. Конечно – зачем прохлада ибертарианцам?