— Тише, тише, Ваше Высочество, — залепетала я, пытаясь сообразить, как вырваться из ее объятий и поднять тревогу. — Все хорошо, сейчас я позову доктора.
Принцесса резко выпустила меня из рук, отпрянула и затрясла головой. Глаза ее широко раскрылись, губы зашевелились.
— Доктора… — эхом повторила она.
Я чуть не разревелась от нахлынувшего облегчения. Кажется, она все же в разуме!
— Где… я? — медленно, по слогам спросила Элли.
— Вы у себя в спальне.
— А… кто ты?
— Я ваша старшая фрейлина. Аманда. Вспомнили?
В ответ ее высочество выдала вдруг такую тираду на языке портовых грузчиков и дешевых блудниц, что я рот открыла и закрыть не смогла, только мычала, как глухонемая. Это как же? Это откуда? Нежный цветочек, воспитанная девочка — и вдруг такие слова! Ладно, я половину из этих слов слышала от папеньки, когда он нажирался в хлам. А вторую половину — от маменьки, когда она обнаруживала новые долговые расписки. Но принцесса? Да если бы кто-то в ее присутствии посмел произнести нечто подобное, домой он бы отправился с головой в руках.
— Давай еще раз и помедленнее, — наконец, выдохнула Эллисандра. — Я — высочество. А ты — фрейлина? За-ши-бись. А мы где?
— В спальне, — осторожно ответила я.
Ну, Женни, ну как так! Нет, ты меня предупреждала… но лучше б птичка, право слово! Можно было бы сказать: ой, незадача, принцесса свихнулась. Запереть ее в башне, приставить сиделку и кормить червячками. Можно даже найти смельчака, который эту птичку в жены возьмет, оно же не врожденное, это сумасшествие. Ребеночек должен нормальным уродиться. На роль регента и отца будущего короля кто-то да и клюнет…
А теперь что? У нас тут, кажется, крестьянка. Или, того хуже, гулящая девка. Как это вот показать на глаза королю? Интересно, если сбежать к дальним родственникам в глушь, в леса, меня догонят? Казнят? А вдруг пронесет?
— Так, ты тут мне зубы не заговаривай, — сурово сказала эта… ну пусть пока Элисандра. — Кто я такая, твою дивизию? И чей дворец?
— Вот и у меня, ваше высочество, вопрос: а кто вы такая?
“Принцесса” вдруг замолчала. Медленно оглядела себя: руки, кружева сорочки, изящные ступни и щиколотки, кончики золотистых пушистых волос. Ее молчание меня скорее радовало, чем огорчало: во всяком случае, она, кажется, не дура и не истеричка. То есть совершенно точно не Элисандра.