Затрещали со скрипом ставни, открывая двери наружу.
Двое афганцев, привыкая к темноте, всматривались в старшину.
Горланят по-своему, черт их разберёт, о чем. Лишь бы сейчас обратно не повалили да не отпинали за то, что встал раньше времени. Нет, не собираются, раз машут выходить. Пить-то как охота. Не могли напоить раненого солдата. Небось, овец своих вовремя напоили? Ах да! У овцы польза имеется. Шерсть, мясо. А я невкусный, чего с меня взять? Шерсти нет, кожа ни к чему не пригодна. К тому же вдобавок я ещё говнистый.
Куда это они меня ведут? Хотелось бы поинтересоваться. Расстрелять? Повесить? Или просто полоснут ножичком по горлу, как барашка. Нет, это они могли сделать сразу. С чего стали бы меня хранить, как банку сгущёнки на последний случай? Так, это что за толпа чалминцев в подштанниках да в сандалиях на босую ногу? К ним, что ли, ведут на суд? Да, туда подтолкнул долбаный дух, как будто нельзя было вежливо сказать. Что за невежи такие? Когда, наконец, культуре научатся? Трудновато, конечно, им придётся с этим. Шутка ли сказать, с каменного века сразу перепрыгнуть в социализм? Это же надо такой скачок сделать. Мы вон сотни лет к этому шли. А они раз – и в дамках. А этот, в середине, с седой бородой, что восседает, как эмир бухарский, не то стул под ним, не то чурка. Видать, здесь вместо главного. Староста наверняка местный. О чём он, горемычный, спрашивает – всё равно же не понимаю. Может, ему на пальцах объяснить? С одной рукой, боюсь, не поймёт, а вторую не поднять, свисла и болтается, как обрубок.
– Он тебя спрашивает, куда летел? – перевёл на ломаном русском появившийся рядом молодой афганец с редкой подрастающей бородой, чем-то смахивающей на козлиную.
– В Кабул летел, – ответил ему старшина тоже под манер переводчика на ломанном русском.
– Зачем?
– С ранеными.
– Ты мусульманин?
– Истинный, так сказать, – шевеля разбитой губой, ответил старшина.
Седой бородач от слов переводчика довольно закивал головой.
«Хоть здесь подфартило, – подумал старшина, – обрезание не потребуется. А то выставят «конец» на чурбан и отрежут тесаком. Вот и вся хирургия.
Ладно, если не будет гноить, а заживёт. Никто лечить не станет.
Тьфу! Пронесло, прокатило. Лучше об этом не думать. Чего же они меж собой гундосят? И переводчик молчит. Приговор выносят?