Услышав ее вопрос, Сергей помрачнел:
— Не знаю, Леля, я пока не понял, где мое место, с кем. Мне все больше хочется уехать на Север, где только снег и где вместо множества идей только одна — вот день начинается и хорошо! Но уехать, наверное, означало бы сбежать, а я никогда ни от кого не бегал. Пока знаю только, что я человек того мира, да христианин к тому же и новых идей не принимаю. Анархия, самосуд и власть толпы — это их новые идеалы?
Ольга посмотрела на пылившиеся в дальнем углу фотоаппараты и штативы и вздохнула:
— А ты что же, больше не фотографируешь, Сережа?
Сергей мягко улыбнулся:
— Ну какие теперь фотографии, Леля, до того ли сейчас?
Это, конечно, было счастье, но счастье напополам с тревогой за любимого человека, с каждодневным страхом — когда выстрелит, отзовется беда, ведь кажется, что-то сгущается в воздухе, происходит прямо сейчас. Ольга прислушивалась к своей интуиции, к разговорам прохожих на улицах и понимала, что в городе уже неспокойно.
В попытке оттянуть время — затаиться, переждать, в середине октября она предложила Сергею поехать на дачу Ларичевых в Павловск.
Я не могу увезти тебя, Сереженька, на твой любимый Север, но могу хотя бы куда-то подальше от этого страшного города.
***
Здесь, в Павловске, на краю жизни и осени, было спокойно. В мамином саду отцвели еще не все цветы и опали не все яблоки (папин любимый северный сорт только-только созрел). Холодный дом просил наполнить его теплом и жизнью.
Днем Ольга с Сергеем уходили гулять в парк: «Вон наша скамеечка, Сережа, помнишь? А здесь дура-кукушка, открутить бы ее глупую маленькую голову, так неудачно над нами пошутила!»
Вечером пили чай, разговаривали и — любили, любили.
В один из вечеров Сергей сказал Ольге, что хочет кое-что ей показать.
Он достал неприметный мешок, который привез с собой из города, и протянул Ольге зеркальце. Серебро заиграло в свете свечей; Ольга заглянула в Зазеркалье, увидела обнаженную себя — раскрасневшуюся от любви, всю перецелованную.
— Чье это, Сережа?
— Моей матери, — улыбнулся Сергей, — оно старое, еще из тех времен, когда за зеркало можно было получить целое состояние! Я храню его как память о ней. И вот еще одна память о матери — ее предсмертный подарок.
Сергей извлек на свет средних размеров картину, поставил ее на столик рядом с кроватью, где лежала Ольга.