и по-польски
[482]. В «лагерной» части его текстов немало немецких заимствований – как в лексике, так и в синтаксисе
[483].
У Градовского была явная склонность к писательству. Он обладал волевым и амбициозным характером, был физически силен и в то же время сентиментален.
Незадолго до начала Второй мировой войны Градовский женился на Соне Апфельгольд[484], портновской дочке из местечка Лунна под Гродно, с которой случайно познакомился в Лососно около Гродно. На фотографии, сделанной, видимо, вскоре после свадьбы, у обоих (но особенно у Залмана) нежное выражение лица, какое бывает только у молодоженов, еще не познавших ни счастья, ни морщин родительских чувств, но уже полностью к ним приготовившихся. Соня хорошо пела, и ее глубокий грудной голос, украшавший молитву, совершенно созрел и для колыбельных.
Когда разразилась война и Сувалки оказались под угрозой немецкой оккупации, супругам уже было не до детей. Они сочли за благо стать беженцами и перебраться к свекру – в Лунну, сулившую им безопасность. Ведь местечко находилось в 40 км к юго-востоку от Гродно и было не под немцами, а под Советами.
Лунна расположилось на удивление живописно – на берегу Немана и в окружении лесов. Оно как бы срослось в одно целое с другим местечком – Воля, отчего их иногда и воспринимали и называли как синонимы, а иногда и объединяли топонимически (Лунна-Воля)[485]. Славилось местечко своими сапожниками и портными, да еще частыми пожарами. Событиями всемирно-исторического значения летопись Лунны не перегружена: в 1812 году через нее на восток прошла армия Наполеона, а в Гражданскую войну веком позже здесь короткое время стоял со штабом Лев Троцкий.
Перед войной в Лунне насчитывалось около двух тысяч жителей, большинство – около трехсот семей – евреи. В целом местечко было из бедных, но Апфельгольды были одними из самых зажиточных: тестю Градовского, портному по основной профессии, принадлежали продуктовый магазин и лавка канцелярских товаров.
Сам Градовский работал здесь конторским служащим, но, ощущая в себе и литературное призвание, и тоску по Земле Обетованной, писал возвышенные статьи о своей любви к Сиону. Его зять – писатель-коммунист Довид Сфард[486] (кстати, единственный из всей семьи, кто, подавшись в Москву, уцелел![487]) – вспоминал позднее об идеологических спорах с Градовским и о его первых литературных опытах, которые тот приносил ему на суд