Девочка, сияя глазами, радостно закивала.
– Так, скрываешь, перекидываешь... оп, – я поймал на лету
выпавшую монетку, и вернул её Марии. – Попробуй ещё раз.
– Не получается, – немножко расстроилась девочка, когда уронила
монету и в третий раз. – И я должна помогать тете Фабиенне.
Спасибо, дядя Джек!
Она протянула мне монетку, но я покачал головой.
– Оставь себе. Потренируешься, или может купишь каких-нибудь
сладостей с друзьями.
– У меня нет друзей... – расстроилась она ещё больше.
– Будут! – уверенно заявил я. – Вот прям завтра появятся.
– Обещаете? – воспрял наивный ребёнок.
– Клянусь центральной догмой, – прижал руку к сердцу я. – Но
монету все же оставь себе.
– Спасибо, дядя Джек! – просияла она, и забрав поднос, снова
убежала.
Я проводил её взглядом, а затем перевёл его на по-доброму
улыбающуюся Катерину и поднял брови.
– Любишь детей? – ответила она на моё невербальное “что?”
– Люблю, – просто ответил я. – Своих так и не завёл, был, как у
нас говорят, женат на работе. А потом... а потом стало теперь. Но
показать маленьким восторженным зрителям пару-тройку фокусов я
всегда рад.
– И ты все равно её обманул... – укоризненно покачала головой
Катерина.
– Когда это?
– Когда сказал про друзей. Ты ведь не знаешь, появятся они или
нет.
– А вот и знаю, – фыркнул я нарочито по-детски. – Можешь завтра
прийти и проверить сама.
– Я ведь приду.
– Приходи, приходи, – покивал я.
Она посмотрела на меня с подозрением.
– Ты будущее видишь, что ли?
– Нет. Но в данном случае знание некоторых факторов делает мой
прогноз невероятно точным.
– Факторы, прогнозы... опять какая-то ишкийская дребедень, –
простонала Катерина, и взялась за ложку. – Не хочу иметь с этим
дело на голодный живот.
Я хихикнул, и тоже взял ложку. Ну-ка, чем тут в средневековье
кормят? О, вкуснятина...! И действительно острая штука, аж жарко
стало. Меня накрыло внезапным осознанием: это же первый раз с
момента моего освобождения, когда я ем, как человек. Уже почти три
недели прошло... ладно, учитывая ситуацию, можно себя понять и
простить. Всё-таки, немалую часть этого времени я был все равно что
пьян от свободы. Прыгал по деревьям, изображая из себя попеременно
то человека-паука, то белку-летягу, валялся на траве, плавал в
каждой встреченной речке, гладил всех милых животных, которых
встречал по пути... мне просто отчаянно хотелось ощущений. И как-то
так вышло, что с вкусной едой я раньше не пересекался. А голода
представители моего вида не испытывают. Голод удел эукариотов, и
то, только тех что посложнее. Я тусуюсь в другом таксономическом
домене.