– А меня в следующем году отдадут в кадеты, – гордо сказал Макс.
– В Высотах Альтабури.
– И меня... – вздохнул Род.
– Круто! – воодушевился Макс. – А тебя куда? Может мы вместе
будем?
– Значит, все разъезжаются... – окончательно расстроилась
Мария.
– Я остаюсь, – улыбнулась Иррея. – У мамы алхимическая лавка, мы
никуда не ездим.
– И мы ведь будем возвращаться. А ещё мы можем обмениваться
письмами, – радостно предложил я.
– Фе, писульки... – скорчил рожицу Макс.
– Зато мы не потеряем связь. И сможем встречаться друг с другом,
если окажемся в одном городе!
– ..тогда ладно.
– Ура! Я правда не хотел бы потерять связь с вами, – я робко
улыбнулся.
– И я! – воскликнула Иррея. – Давайте будем дружить
всегда-всегда, и никогда не ссориться?
– Давайте! – охотно согласился я за всех сразу. – Тогда каждому
из нас будет к кому прийти и куда вернуться! Обнимашки?
Девчонки на это согласились с радостью, Макс покраснел и не
стал, только стоял рядом с независимым видом, как и Род, который
бросил на приятеля неуверенный взгляд. Так что когда меня
отпустили, я пожал им обоим руки. Вроде как, “по-взрослому”, дети
на такое падки...
– Присмотришь за ними?
– Как велит мне долг, – высокопарно ответил Макс.
Удержать серьёзное лицо мне помогла вирусная природа, но внутри
я просто растёкся лужицей от умиления. Пацанёнку лет одиннадцать, и
эта пафосная серьёзность в его исполнении... очаровательно.
– Тогда оставляю все на вас, друзья, – в тон ему ответил я,
внутренне хихикая.
Осталось лишь взмахнуть плащом и уйти в закат. Но плаща не было,
а закат только начинался, так что мы вернулись к поеданию сладких
булок. А потом, проводив Марию до “Пчёлки” и пообещав, что приду на
прощальный ужин для меня, я направился к особняку Реллы.
Несмотря на вечернее время, девушки там не было. Без труда
проскользнув мимо прислуги, я зашёл в её комнату и занял кресло, с
которого бы меня не было видно от входа, на случай если кто-нибудь
зайдёт.
Даже меня можно застать врасплох. Конечно, будучи “чёрным
светом”, я мог бы сделать это невозможным. Никогда не отключать
тепловое зрение и сонар, заменить часть кожи на ушах фасеточными
глазами... ничего сложного. Но, сохранять человеческое восприятие –
это часть привычного образа жизни. Так что я старался не увлекаться
биотехнологическим расширением собственных возможностей. Первое
время, после окончания первой вспышки, я много экспериментировал. У
вируса не очень с созданием нового, но он способен довести до
идеала то, что ему известно, а уж рекомбинация фрагментов это и
вовсе его суть. Причём фрагменты можно брать не только у людей –
животные и насекомые тоже подходят. Например, одним из самых
эффективных охотников планеты является обычная стрекоза. В 95%
случаев их охота заканчивается успехом. Для сравнения, у волков и
медведей этот параметр не доходит и до 20%. В чем секрет? Все
просто, скорость восприятия мира у стрекозы тоже самая большая на
планете. В пять раз выше, чем у людей и других животных – 300
обновлений ситуации в секунду против 65. Я адаптировал это для
себя... и мир вокруг превратился в стробоскоп. Большинство
источников света мерцали как безумные, из-за шестидесяти герц в
сети переменного тока, которые мои “стрекозиные” глаза прекрасно
различали. Так что я убрал их на хрен в глубины ДНК... хотя теперь
можно и вернуть. Естественное освещение не мерцает.