Рано утром вышел Хархан из дома, одним резким жестом приказав слугам не следовать за ним.
– Вот этот камень лежал здесь, когда я был мальчишкой, – думал он, присев на валун у коновязи перед дворцом. – Я играл перед ним в бабки косточками из ног черного жеребенка. И так же играл в бабки мой отец, и дед мой, и дед его деда… Воины умирают. Только камни остаются лежать там, где были, и тлен не властен над ними. А я уйду к отцу моему и деду, и кто вспомнит меня, мальчика, играющего в бабки? Смелого воина? Грозного хана? Лишь этот камень. Но кому он сможет обо мне поведать? Безмолвие и забвение – вот и мой удел…
– Великий Хан изволил предаться раздумьям?..
Хархан поднял голову.
– Кто здесь? Это ты, Сундалат… Вовремя ты пришел сюда, советник. Вели собраться мудрецам. Скажи им: Великий Хан Хархан знает, что дни его на земле сочтены. Даю им сроку три ночи: пусть придумают, как сделать так, чтоб дни славы его на земле были бессчетны.
***
– Деда, а что такое слава? – Доржо потер лапкой нос, отгоняя нахальную бабочку. Заслушавшись деда, он сидел так неподвижно, что летучая приняла его за древесный сучок.
– Слава? Ну, это когда все тебя знают, все тебя боятся, и детям рассказывают, какой ты великий суслик…
– А зачем?..
– Чтоб и они тоже боялись, и своих детей учили…
– А зачем?
– Затем! Неугомонный ты! Это людские дела. У них так принято: кого боятся, тот и молодец. На вот, съешь саранку. Сладкая. Будешь дальше-то слушать?
– Буду, деда!
– Ну слушай…
***
Глава 3
Недалеко от ставки хана Хархана, в селении на самом берегу моря, жила девушка по имени Жаргалма. Это имя значит – «счастье», но саму ее вряд ли можно было назвать счастливицей: она родилась дочерью простого рыбака и больше знала в жизни труда и лишений, чем безоблачной радости. Но черные глаза ее редко показывали людям слезы: где бы ни появлялась Жаргалма, слышались песни и смех. Любая работа спорилась в ее сноровистых маленьких руках: она умела и сварить крепкую архи, и приготовить нежный саламат, и сочное мясо. Умела прясть и шить шелковые халаты. Умела выделывать шкуры и кожи так, что на ощупь они были мягче этого шелка. Правда, сама она носила простую одежду, не расшитую ни жемчугом, ни кораллами. Но ярче драгоценных каменьев светилось красотой ее милое, всегда приветливое лицо.
Песня Жаргалмы