Сидя уже как в тумане, я выводил все прочие грехи. После тех слов, выведенных размашисто на первой странице, писать остальное было легко. Все эти многочисленные сексуальные грехи, блуд, измена, потом ложь, всех эпизодов которой и вспомнить в жизни было сложно, но все это было какой-то просто грязью, я шел, шел через эту жизнь, был неаккуратен, выпачкался весь, но никому ведь не навредил, но то первое слово и та ошибка моя… Никогда не сравнится со всем этим. Стало тоскливо и так одиноко, будто потерял я Василька не тогда, много лет назад, а будто он прямо сейчас посмотрел на меня, словно из зеркала, только не такой, как я, а в разы лучше, добрее, сильнее, и вот посмотрел прямо так, с разочарованием, а потом развернулся и ушел. Я закрыл блокнот, убрал его подальше в тумбочку и пошел колоть дрова. Потом служба, потом на следующее утро прогулка, опять дрова… К списку грехов я смог вернуться только дня через три. Открыв сразу на чистых страницах, я начал быстро писать – алкоголь, наркотики, зависть, воровство… Я писал и писал, вспоминая какие-то эпизоды, сверяя их с понятием греха… и вышло тридцать восемь грехов серьезных. За тридцать лет жизни я умудрился насобирать, как ни странно, почти все смертные грехи и огромное количество чуть менее серьезных проступков.
Я вырвал листочки из блокнота и перечитал их несколько раз. Если читать только заголовки (а у меня там значились «Убийство», «Ложь», «Измена» и так далее и тому подобное), то выходило, что я ничуть не лучше любого злостного преступника, а то, может быть, и хуже. Пункт «Ложь» я даже не смог до конца раскрыть, так как сбился на сто тридцать каком-то эпизоде. Подозреваю, что, как бы я ни старался, не смог бы вспомнить, сколько раз в своей жизни вообще врал. Да и никто не вспомнил бы. Особенно удивительным для меня было осознать, что у меня-то как раз в виде груза вовсе не мешок с песком, а нормальные такие пушечные ядра. Просто они не так заметны, по сумкам и карманам распиханы, но ко дну с ними пойду при случае натуральным камнем. Впервые я посмотрел на свою жизнь под таким углом. Мне сразу же захотелось сжечь эти чертовы листки. И я решил, что обязательно сделаю это, как только схожу на исповедь. Сожгу все прошлое и стану хорошим человеком. Совсем другим.
В тот же день я подошел к настоятелю и сказал, что готов к исповеди и хотел бы просить его меня исповедовать и допустить к причастию. Настоятель не возражал и пригласил меня на раннее утро, через день. Перед этим только попросил прочитать, как надо готовиться к причастию. Перед причастием следовало с вечера ничего не есть и прочитать на ночь несколько молитв из молитвенника. Я видел тесную связь между православными молитвами и мантрами. И был уверен, что мое состояние спокойствия разума наступило именно из-за того, что я повторял на службах вслед за монахами все эти древнеславянские слова как заклинания. Потому к требованию потратить час перед сном на чтение молитв из книги я отнесся совершенно спокойно.