Евдокия на секунду обомлела.
Илья вернулся к щелке и громко прошептал:
– Эй, мужик, иди сюда.
Иноязычная песня прервалась.
– Открой, мы здесь застряли!
Осторожные шаги прошелестели к двери, и в щелке показался заинтересованный азиатский глаз.
– Открой, говорю, отодвинь палку!
Азиат кивнул, отодрал от двери клин из малярного валика и настороженно заглянул в каморку. Картина, представшая его глазам, заставила мужика смущенно крякнуть: на замызганном, но вполне удобном для утех диване сидела русская красавица в разодранной одежде, а здоровенный русский лоб красноречиво разводил руками:
– Ну чё, мужик, застыл? Ты не мужик, что ли, не понимаешь?
Таджик (или узбек) понятливо мотнул бейсболкой: мужик, мужик, однако. Подвинулся в сторону и выпустил из каморки странную русскую парочку: пылающую щеками девушку в красной куртке и нагловатого верзилу с большим пакетом в руках.
Когда раскосые таджикские глаза остановились на груди в весьма игривом лифчике, пылающая стыдом Землероева чудом задницей не подожгла диван! Не превратилась в огненное полено из сестры Буратино и не провалилась в ад! Руки не знали что делать – то ли прикрывать заголившиеся прелести, то ли за пакетом тянуться, – одно и другое вместе получилось плохо: пакет с портфелем подхватил сволочной Костиков сосед, узкая по моде куртка не захотела ничего скрывать.
Ох, видела бы мама!! Папа! Линка Синицына!
Илья тащил Евдокию за руку вверх по лестнице, та упиралась, пытаясь на ходу привести в порядок распахнутую одежду.
– Ты мне змейку сломал! – ругалась на ходу. – Как я домой пойду?! – «Как Котику в такой одежде покажусь?!» Одежда – вдрызг, на щеках подтеки туши, на голове прическа разудалой швабры. – Отстань, говорю, дай застегнуть хотя бы кофту!!
Не выпуская Дусиной руки, Илья обернулся…
Господи, ну и кошмар за ним плетется. Что подумал бы Гаврилов, застав Илюшу Зубова под лестницей с такой кикиморой? Узбек и тот лишился речи!
Землероева упрямо сдвинула брови, путаясь в пуговицах попыталась распределить их в петельках…
Сбилась. Поскольку одна выдранная с клочком невесомой ткани пуговка осталась валяться за бидоном.
Опять все расстегнула.
Илья завыл:
– Харе херней страдать, коза!!
В любую минуту в подъезде могла появиться Берта. Зубов дернул упрямую козу за руку, и еще одна пуговка покатилась вниз.