В дом почти вбежала. И когда захлопнула дверь, прижалась к ней спиной, прикрыв веки и приводя в порядок бешено колотящееся сердце.
– Шарлотта, – раздался низкий голос отца, а я вздрогнув, открыла глаза.
– Здравствуй, отец, – проговорила я, опуская взгляд, чтобы он не заметил моего состояния. – Я думала ты со всеми в таверне. Празднуешь день третьего урожая.
Отец, крупный, плечистый мужчина с сединой на висках и обветренным от постоянной работы на солнце лицом, сидит за столом и жует куриную ногу.
– Уже отпраздновал, – сказал он сквозь еду. – Пара дураков валяются в свинарнике с расквашенными носами.
– Жаль, что так вышло, – проговорила я, искренне досадуя, что такой день омрачили.
Отец хохотнул, дожевывая ногу и сказал, откидываясь на спинку стула:
– Чего жаль? Какой праздник без доброй драки? Удался, ничего не скажешь. Таверник три стула выкинул поломанных, пять бочек хмеля опустошил! А ты чего бледная такая?
Я нервно сглотнула, боясь, что проболтаюсь. Но взгляд отца стал строгим и внимательным, и я поняла – он заметил мое смятение, едва вошла.
Пришлось повиноваться.
– Ну? – потребовал он. – Говори.
– Я встретила Грэма возле конюшни, – промямлила я.
Лицо отца нахмурилось, он сжал куриную ногу так, что та поползла между пальцами, рискуя выскочить и полететь на пол.
– Чего хотел? – спросил он, и тут же ответил: – Понятно чего. Он вел себя достойно?
В голове пронеслись образы с лицом мужчины, которое ухмыляется, а его сухие пальцы бесцеремонно сжимают мою грудь. Во рту пересохло, отвечать не хотелось, и я потупила взгляд.
Отец шумно икнул и проговорил:
– Шарлотта, дочь моя, ты ведь знаешь, что обещанная дева должна быть приветлива с названным?
– Знаю, отец, – согласилась я, хотя законы нашей деревни всегда вызывали у меня вопросы.
– И что названный должен с обещанной быть ласков.
– Да.
– Уверенна, что он не позволил себе лишнего? – поинтересовался отец, вглядываясь в меня так, словно пытается прочитать мысли.
Я судорожно соображала, что подразумевается под «приветлива» и «ласков», но твердо понимала – дозволь он себе то, о чем молчат все замужние девы, я бы это заметила.
Посмотрев на отца, я покачала головой и сказала:
– Нет. Он не сделал дурного, вроде.
Отец облегченно выдохнул и поднялся со стула. Доски пола под ним скрипнули, а отец произнес: