— Мия, ты с ума сошла, — бубнила я вполголоса, на негнущихся ногах подходя к тому месту, откуда высовывался незваный гость. И тут я кое-что заметила.
На широкой доске, едва заметный и сильно затертый, обозначился узор, вырезанный явно не мастером. Грубо зашлифованный, совсем не тонкая работа мастеров нашего города — если бы не крыса, которая мне это показала, в жизни бы не угадала очертания грызуна.
Я легонько толкнула доску, на меня тут же посыпались пыль и рассохшееся в труху дерево. А передо мной образовался проход.
Тайный ход! Вот и первый признак каждого уважающего себя проклятого поместья.
Стараясь не думать, что второй его признак – внезапные скоропостижные смерти всех жителей — я осторожно прислушалась, попутно морщась от исходящей из тоннеля вони.
— …Сначала я хочу узнать про свою дочь! – донесся до меня приглушенный голос отца. Я нерешительно сделала шажок вперед. Кажется, ход вел прямо в кабинет Доминика!
— Пик! – радостно пискнула крыса и со всех ног помчалась в темноту.
22. Глава двадцать первая. Слухи
Внутри меня боролись воспитание леди и... я настоящая: та, кто с детства привык, что если в моей комнате чуть отодвинуть от стены картину с дурацким горным пейзажем, можно услышать, что мне подарят на День Рождения. А заодно и почерпнуть парочку интересных словосочетаний, когда к отцу в гости приходил местный бакалейщик.
Разговор отца и дракона проходил на повышенных тонах. На повышенном тоне. Папы. Доминик, как, в принципе, и всё наше недолгое знакомство, был спокоен и говорил тихо и лаконично.
И ничего не было слышно!
Я наощупь сделала несколько робких шагов по темноте, зачем-то выставив руки перед собой. Если провалюсь в дырку в полу — руки не помогут!
С другой стороны – если впереди что-то большое и страшное, например, огромная крыса – то сначала она отгрызёт мне руки, а сама я смогу убежать. Живут же люди и без рук?
— …Я хочу знать, какие у вас намерения! Относительно моей Мии! — повысил тон отец, вероятно, распушив усы.
— Самые честные, — вздохнул Доминик, шурша бумагами. Наверняка опять маниакально перекладывает листы ровными стопочками.
— «Самые честные» — это когда женятся! — высказался строго отец и тут же осекся. Я подошла ближе, заметив небольшую щель между досок. Наконец – в крошечную трещину в стене – я смогла увидеть кабинет. Вернее, сантиметров пять от кабинета. И спину отца. Тут он очень кстати повернулся, и оба мужчины оказались ко мне боком.