– Но она же была. Ты ее повесила. Зачем-то. Я, когда увидел, мне потом казалось, что все, кто смотрит в телефон, пялятся на тебя. А потом на меня. Сучка ты у меня редкая.
– Мишка. Ну это девчонки меня подзудили. На слабо. А потом… потом каждые пять секунд уведомления падали. А они все на мой телефон пялились. А мне приятно было. И комменты никакие мне не нужны. Ну дура я у тебя, что уж тут поделаешь. Но я ведь тебя люблю. Простишь меня? Я хочу снять платье… обнять тебя… прижаться…
– А я хочу покромсать его. Абордажной саблей. Зазубренной.
– Пиратище ты мой любимый. Ну оно же и тебе нравится, признайся.
– Белка. Мне много чего нравится, что я тебе покупаю. Но это не значит, что надо всем…
– Ну все, все! Я поняла! Давай мы его оставим только для дома. Оно же тебя возбуждает. Будем дома праздновать… годовщины всякие… как ты меня на коленях умолял быть твоей…
– Ох и палучишь ты у меня!
– Мишка. Ты знаешь, я читала… научную статью между прочим… что когда по попе хлопают… кровь туда приливает… ну, ты понимаешь… и возбуждение усиливается.
– И что показала практика?
– Усиливается. Так усилилось, что меня только цепи удержали, а то бы я улетела прямо в окно.
– Ну вот видишь, тоже пригодились.
– А когда это ты крючки туда вделал?
– Давно уже, не помню точно.
– Вот ты брихун у меня. Ты ж это спицально задумал. Признайся. Я же тебе сказала. Про попу.
– По попе тебя отхлопать? Нет, ничего я не задумывал такого.
– А зачем тогда вбил?
– А ты не догадываешься?
– Догадываюсь. Но я хочу, чтобы ты сказал. Мы же все друг другу говорим.
– Нууу… это такой «Минотавр». Помнишь, когда тебе косяк подсунули в баре и на кресте в подвале распяли, пока я за коктейлями ходил. А я тебя потом нашел.
– Да уж как бы я могла такое забыть. Ты меня потом в номере так отымел, что я три раза подряд кончила. И мы голые по газону бегали, а кто-то мимо шел. А в душе ты… помнишь, что утворил? А скажи, ты меня разве там… в «Минотавре»… не ревновал?
– Ревновал до смерти. И хотел так же.
– Прямо там? В подвале?
– Да. Сразу.
– И ты… тут… И ты все это время хотел так сделать? И не сказал!
– Нууу… не сказал.
– Ну что ты, мой хороший. Ну разве можно так. Когда ты меня хочешь, это для меня лучше всего на свете. И мне все равно как. Хоть в наручниках, хоть на кресте, хоть на балконе в ошейнике… Где-то же у тебя, кстати, настоящий был. Кожаный. С поводком. Помнишь?