Почему-то мне снился именно этот эпизод. Только в конце куратор не вытаскивает нас. Вместо него появляется огромный чёрный кот, который стоит на краю ямы, усыпанной слитками радиоактивного металла. Я чувствую, как радиация убивает нас. Кожа горит. Голова раскалывается. От запаха озона тошнит. Соня почему-то лезет ко мне, целоваться. У неё раздвоенный язык. Я пытаюсь отстраниться, но она только сильнее прижимается ко мне. От её объятий трещат рёбра и трудно дышать.
Огромный чёрный кот громко смеётся и заявляет, презрительно глядя на нас с края ямы:
- Давай уже. Я знаю, что ты не спишь. Потолковать надо.
Соня начинает меня трясти. В голове словно свинцовые шары перекатываются. Я пытаюсь отстраниться. И в этот момент открываю глаза.
Надо мной стоит мужик в чёрной балаклаве. Я едва вспомнил то, что случилось в рязанских лесах. Непроизвольно застонал.
- Ничего. Через час всё должно пройти, - сказал мужик, протягивая мне пластиковый стаканчик, - на вот. То, что доктор прописал.
Я даже не стал уточнять, что в стаканчике. Пить хотелось дико. И самочувствие было таким мерзким, что я бы выпил его содержимое не задумываясь, даже если бы точно знал, что там цианид. Просто чтобы прекратить свои мучения.
В стакане было что-то пряно-солоноватое. И оно на удивление хорошо утолило жажду. Даже голова вроде как прояснилась.
Я огляделся, поднимаясь.
Напротив меня сидела Соня. Она была примотана к железному стулу верёвками.
- Что, полегчало? – сказал мужик, - ничего. Будете вести себя хорошо – выйдете отсюда живыми и здоровыми.
- Ты представления не имеешь, с кем связался… - прошипела Соня.
- Ну почему не имею? – серые глаза похитителя насмешливо прищурились, - ты медведь, он – наводчик. Не перепутал.
Мы переглянулись. В Сониных глазах был страх.
- Да ладно. Расслабьтесь. Как уже сказал – будете сотрудничать – ничего плохого с вами не случится. Ещё не хватало разбираться с вашими кураторами.
Соня снова бросила на меня испуганный взгляд.
- Да, да, - рассмеялся похититель, - это нам тоже известно. Как и то, что вы утаили от своего куратора. Сам по себе непростительный поступок. Вас и не простят, если об этом станет известно. Но это ведь не в наших интересах, да?
Я обратил внимание, что мужик сказал «мы», но никого другого в тесном помещении, где мы находились, видно не было.