А мне хочется заплакать, но я сама пока не понимаю от чего? От радости, что скоро могу оказаться рядом с дочерью, или от обиды, что даже теперь, узнав правду, Шолохов ведёт себя так, словно я на самом деле зависимая, неосознанно убившая нашу дочь? Он и о дочери говорит с пренебрежением. Не верит, что она наша? Или остыл, и она больше не нужна ему? Обидно, но я пытаюсь успокоить себя, ведь всё это мне на руку.
Избавившись от неприятного морока, заполонившего сознание, я быстро умываюсь, собираю волосы в хвост и спешу за бывшим мужем. У нас ещё есть время, но я боюсь что-то не успеть сделать. Самое главное — подготовиться морально, а тут я явно проигрываю. С другой стороны, на работе я умело натягивала маску счастливой беззаботной женщины… Неужели не смогу теперь?
— Почему ты так уверен, что Усольцев примет меня няней для Сони? — спрашиваю я, сев на переднее пассажирское сиденье.
Шолохов дёргается. Он бросает на меня раздражённый взгляд и кривит губы. До сих пор считает виновной в чём-то?
Ладно…
Пусть думает, как ему нравится.
Его право.
Мнение бывшего мужа перестало волновать меня в тот день, когда я услышала ужасные слова, сорвавшиеся с его языка. Простить такое и забыть невозможно.
— Соня… Неприятное имя. Мы сменим дочке документы, как только заберём её. Если сможем доказать, что она на самом деле наша дочь. Родимое пятно ещё ничего не значит, Ника. Слова врача, к слову, тоже.
Шолохов говорит ледяным тоном, от которого становится не по себе, но я стараюсь не обращать внимания. Он прав: в нашей жизни нет места сантиментам. Между нами уже нет и не будет ничего общего. Невозможно восстановить мост, который был разрушен и сожжён до основания. Для этого потребуется целая жизнь, а у нас нет столько времени.
Да и какая разница, как назвали ребёнка?
Я не уверена, что имя следует менять, ведь дочь привыкла к тому, что к ней обращаются «Соня». Пусть она ещё совсем маленькая, но наверняка уже говорит хоть что-то и точно понимает, когда зовут её. Животным не рекомендуют менять клички, а Шолохов желает сменить имя нашей дочери…
Значит ли для него дочь хоть что-то? Или Рома просто не верит, что она наша? Что малышка выжила, а не погибла во время родов?.. Тогда зачем он согласился помогать мне? Вопросов много, но я стараюсь отвлечься от них, чтобы не нервничать ещё сильнее. Какая мне разница, что там думает бывший? Мне всё равно, что творится в его голове. Окажусь рядом с дочкой, а дальше как-то справлюсь.