Собрав разбегающиеся мысли, я попытался противопоставить ему хотя бы что-то, задав встречный вопрос:
– Кем же в таком случае, по-вашему, являлись те, кто стрелял в меня, убил баронессу де Хардинес и, судя по всему, пытался захватить корабль, а когда их попытка претерпела фиаско, взорвал его?
– Плодом вашего воображения, отвлекающим манёвром, дезинформацией, которую вы должны были внедрить в БФБ, одновременно примешав к ней для пущей верности совершенно секретные сведения. Только эти уловки бесполезны. Нам прекрасно известны деструктивные методы врагов Федерации и их наймитов. Мы также осведомлены об их стараниях сымитировать внутри нашего государства деятельность внутреннего сопротивления, создать видимость борьбы мнимых оппозиционных сил. Вы стали марионеткой в чужой игре, Дэвид. Нам уже известно почти всё. Дело осталось за малым. Взгляните на визор.
На экране возникло изображение казённого помещения неуловимо схожего с тем, в котором сейчас находился я сам. На стуле в центре помещения сгорбившись, сидел мужчина. Руки он держал перед собой на коленях, судорожно сцепив ладони сплетёнными пальцами. Голос за кадром произнёс: «Назовите ваше имя», голова человека дернулась, и он поднял лицо. К ужасу, я узнал в сидящем своего отца. Следователь тут же включил паузу.
– Вы узнаёте этого человека?
– Да, это мой отец, Джефф Брэнсон, – мой собственный голос доносился до меня глухо будто бы со стороны.
– Хорошо, тогда опустим лишнее и перейдём сразу к сути, – воспроизведение продолжилось с другого фрагмента.
Отец сидел, как и прежде застыв в нелепой сгорбленной позе. Лицо его было поднято и обращено прямо перед собой, отчего создавалась иллюзия того, что он смотрит на меня. Без сомнения, это был мой родной и горячо любимый отец, человек которого я знал с самого своего рождения, чьи привычки и манеру речи выучил досконально до мельчайших деталей. Я мог безошибочно определить, какое у него настроение по одному сказанному им слову и понять, одобряет ли он услышанное, всего лишь увидев, как он изогнул бровь. Нет, он не был так предсказуем, просто за все проведённые вместе годы я слишком хорошо изучил его. Это был мой отец, но таким я никогда его не видел. Он был словно неживой. Ничего не осталось в нём от того человека, которого я знал всю свою жизнь. Ни одной знакомой мне черты. Будто с его лица стёрли все человеческие эмоции, оставив бесчувственную маску манекена. Его глаза невидяще смотрели в никуда. Голос и тот был неестественный, выхолощенный и лишённый эмоций, как у коммуникатора Алиты, выдававшего только сухой перевод и оставлявшего без внимания все тонкие нюансы её речи. Нормальный человек, пребывающий в своём уме и добром здравии, не будет настолько бесстрастно излагать то, как был завербован представителями Имперской разведки, как вовлекал в преступную деятельность других граждан Федерации и предавал свою Родину, передавая её врагам сведения, составлявшие государственную тайну. Я слушал и не мог поверить ни единому слову, он оговаривал себя, но почему?! Всё это находилось за гранью моего понимания.