Божий храм, а над ним небосвод - страница 10

Шрифт
Интервал


В Большой и Малый переулок Харитоньевский,
Где Пушкин с Вяземским в былые дни гулял.
День не погож. Хрустя рубашкой накрахмаленной,
Не торопясь, бреду по Крымскому мосту.
В стене кремлёвской, революцией закаленной,
Ножи неона режут бахрому.
У Моссовета голуби, как туча,
Мечтают улететь на Истамбул.
Вспорхнули вдруг. Узду рукой могучей
Князь Долгорукий крепко натянул.
Без разницы – что посуху, по лужам,
Вдыхая сигарет моих дымок,
Я чую приближенье вечной стужи,
И в горле собирается комок.
Прошло ли всё? Забыто? Стёрто в памяти?
Комфортна ли кладбищенская тишь?
Завяли уже флоксы у Москва-реки.
Поэтов из могил не воскресишь.

Мертвецы и поэты

Мертвецы и поэты тревожат сознанье,
Наши души усталые, наши тела.
Удержаться пытаемся где-то в изгнаньи,
На забытых квартирах, сгоревших дотла.
Как побитые молью истлевшие шали,
Мы висим по шкафам, провоняв табаком.
Вспоминаем, как наши адепты стонали
Возле нашей ноги над крутым каблуком.
Нас почти уже нет, мы парим в поднебесье,
Как подхваченный ветром опавший листок.
Наши тени бредут в отшумевшем полесье,
Серпантин в волосах превратился в песок
И назойлива дума: я в белом шифоне,
С чёрной лентой атласной на юной груди
Молчаливо тотальна. В том мёртвом сезоне,
Ты с багряной зарёю меня не буди.

Панк-хроники советских времён

Никогда никому ничего не говори

Джером Давид Сэлинджер «Над пропастью во ржи»

Начало

Мои первые воспоминания не так уж плохи. Мне помнится, как я смотрела в замочную скважину. Год 1958-й от рождества Христова. Я в коридоре, в котором семь дверей. Одна из них ведёт в мир. Сегодня и каждый день она закрыта, пока кто-нибудь из моей родни её не откроет. Я жду и надеюсь.

Когда дверь открывается, я вижу Землю под лестницей в овальном, туманном окне и представляю, как покину это место навсегда.


Я родилась в Москве, в СССР, в 1956 году, внепланово. Мои родители, за четыре года до моего рождения, были вовлечены во взрывоопасные и непредсказуемые отношения. Один был похож на электрический провод: тонкий, интенсивный, сильно заряженный, с плохой изоляцией. А другая – тихая, гладкая, как медуза, но ядовитая. Всем было ясно, что они друг другу не подходят, кроме них самих. Они боролись за совместный призрак счастья, уничтожая в этой битве всех и вся. Я результат этой неистовой борьбы. Я их гибрид.


Однажды мой отец с балкона 5-го этажа выбросил на тротуар холодильник. Никто не пострадал, нам повезло.