Божий храм, а над ним небосвод - страница 7

Шрифт
Интервал


Читает он забытые стихи
Среди колонн, как в древнем Парфеноне,
Где пахли розами тончайшие духи.

«В ночи слепые небоскрёбы…»

В ночи слепые небоскрёбы
Мне шепчут в ухо – быть беде.
Бездомных тощие утробы
И их урчанье в темноте.
В моей душе растёт тревога,
Что ты исчезнешь под луной.
Куда ведёт тебя дорога?
И где твой берег, мой родной?

Разговор с Врубелем

Как устрица в сияньи перламутра,
Я утопаю в скользком бытие.
Дела свои откладывать на утро
Не принято на нашем корабле.
Под парусом, луну опережая,
Босые, чтобы устоять,
На палубе, святых всех проклиная,
Мы время поворачиваем вспять.
Я помню, как молчал ты отрешённо,
Как дождь стучал в каютное окно.
Как я болтала что-то нерезонно,
Как пили чай и красное вино.
Ты говорил – процесс творенья важен,
Что смерть холстов не главное теперь.
Что Демон жив, нам жизнь ещё докажет —
Есть в прошлое невидимая дверь.
А мы седеем, выглядим серьёзно.
Плывём на корабле в небытиё.
И молния из серой тучи грозной
Расходует сверкание своё.

«Разделена с тобой бездушною толпой…»

Разделена с тобой бездушною толпой,
Глотаю слёзы, чтоб не зарыдать.
В собор Исакия, французский долгострой,
Я забрела, но не молиться, не стенать.
Сверкает серебро, Мадонна в злате,
Непостижимого символика – алтарь.
Колоколов тяжёлых медные набаты
Зажгли в душе моей божественный пожар.
Гремя карманной мелочью нескромно,
Я покупаю белую свечу.
Чтоб не остаться в старости бездомной!
Чтоб заплатить последнему врачу!
Среди толпы я оказалась одинокой.
Не нужны мне богатство и любовь.
Мне б умереть на дикой Ориноко,
Пролив турецкую и взбалмошную кровь.

«Мечтаю, что мы встретимся в Гаване…»

Мечтаю, что мы встретимся в Гаване,
Среди лимонов и оранжевой хурмы,
Песочно-ананасовой нирваны
И джаза экзотичной кутерьмы.
Большое небо что-то обещает,
Гостеприимна атлантическая мель.
За друга моего я поднимаю
Бумажным зонтиком украшенный коктейль.

«Вера! Надежда! Любовь!..»

Старому другу

Вера! Надежда! Любовь!
Почему я не знала вас раньше?
Мы друг друга увидели вновь,
Пьём ситро из фарфоровой чаши.
Может, наши потуги убоги?
Посреди отшумевшего леса
Призрак Музы, олень златорогий,
Окружён дымовою завесой.
Весь в дыму, он сверкает надеждой,
Белоснежный красавец-прыгун.
Остальное течёт, как и прежде,
Огибая зелёный валун.

«Устав от старых пошлых слов…»

Устав от старых пошлых слов,
Я улетаю с островов.
Мой самолёт перед разгоном