Он заорал бы, если только мог, но с губ опять сорвался лишь стон. В нем было столько печали и тоски, что даже эхо не ответило на этот звук, и мужчина потерял сознание. Когда он снова пришел в себя – через мгновение или через века – боль потихоньку отступила, но прошло очень много времени, перед тем, как он рискнул пошевелиться.
Долг звал снова, также яростно, как и в первый раз, но теперь было что -то еще… Печаль? Тревога? Надежда? Очнувшийся не знал, не помнил. Не помнил ничего из своей жизни. Сумбурные образы, отрывки иллюзий, все это было слишком расплывчато и хаотично, ни одну мысль не удавалось поймать за хвост, да он и не хотел.
Вдруг где -то под сердцем кольнуло. Не сильно, нет, скорее тепло и как -то по родному. Приятный жар пошел дальше, прогрел живот, ноги, внутреннюю сторону рук, заставляя приливы боли отступить, а мышцы – эти древние, омертвевшие мышцы налиться силой.
Мужчина пошевелился – неловко, неуверенно, словно не совсем понимая, как это делается, мотнул головой. С его спутанных густых волос, непонятного от грязи цвета, посыпалась пыль. Нежное пламя возле грудной клетки разгоралось, и очнувшийся попытался разогнуть спину, потянул вниз ноги. Иголочки впились в затекшие мышцы, но тепло, все набирающее силу уже в районе живота, заставило их отступить. Мужчина облегченно вздохнул и в благодарности опустил глаза, ища источник жара.
В его объятиях, крепко скованная его телом, излучала мягкий свет полупрозрачная, словно стеклянная сфера, в глубине которой клубились золотисто- охряные всполохи. Она была теплая и очень большая. Свернувшись калачиком, мужчина чувствовал ее касание и туловищем, и руками, и коленями, а теперь, выпрямившись на жестком земляном полу, ему требовались обе руки, чтобы удержать ее.
Чуть вытянутая с противоположных концов, и словно утяжеленная с одной из сторон, она светилась все ярче, выхватывая у темноты еще больше пространства узкой пещеры – крупные камни стен, низкий, поваленный потолок, песок и мелкое гранитное крошево на полу. Некогда величественные, а сейчас треснутые и разбитые, колонны лежали здесь же, но узнать их можно было только по остаткам резных капителей. Трещины рассекали камни, как молния рассекает небо, пуская по ним немыслимые, грубые узоры. Изломанные линии словно показывали, как когда -то давно были безжалостно и легко порушены эти стены.