Любезный братец Никитушка!
Забываете, г-н Сумароков, о своей первейшей обязанности: как возможно часто уведомлять своих домашних командиров о невредимости вашей! За что и объявляю вас наказанным: по прибытии из действующей армии надлежит вам быть выдранным за ухо, прежде дяденькою да маменькою, а затем, по ранжиру, мною, да Катенькою, да Сашкою-меньшим!
А по совести, Никитка, уж вовсю рассвело, но мне, почитай, с полуночи неймется. Вдруг привиделось: сидишь ты в некоей тесной горенке и при тусклый лучинке отписываешь мне свои приключения: «Сиятельная графиня, сестрица Лизавета Леонтьевна!..» И так-то ясно, так чудно ясно виделось мне лице твое, и словно бы даже скрип пера слышался, сии слова выводящего!.. Недаром уверяла маменька, что не бывает душ роднее и ближе, чем у близняшек. Так и есть. Никого нет для меня на свете роднее тебя, братец! И не смейся, гляди, надо мною за сию слезинку, из-за коей расплылись чернила, не то как воротишься – худо тебе придется! Быть может, вовсе и не в тебе суть – просто сердце, лишенное покою ужасными происшествиями нашего времени, болит и ноет…