Однако начать свое повествование мудрый мейн-кун не успел.
А все потому, что почувствовал, как от его подопечных исходит эманация покоя и дрёмы. Малышек сморил сон.
Преобразившись в ипостась домового, фамильяр левитировал девочек на мягкие подушки, которые служили для них перинами и накрыл каждую пушистой, легкой, пуховой шалью.
Сам же мудрый хранитель домашнего очага разместился на подоконнике с чистым свитком и самописным пером.
Оглянувшись на спящих малюток, домовитый дух мягко улыбнулся, ну, не мог он по-другому на них реагировать — такие они были милые и непосредственные.
Баюн мановением руки отправил в зев печи будущий обед, а вернее полдник, юных ведьмочек: глиняный горшок, с крупой залитой молоком, и противень, с лепешками теста, заняли свои места в пока еще холодном горниле.
— Цып, цып-цып, — позвал домовой огненную саламандру и еле увернулся от ее плазменного плевка. — Ну, и, чего ты возмущаешься? — подбоченившись, возмутился он.
— Пуф, — фыркнула ящерка, а Баюн отмахнулся:
— Какие “гули-гули”? — он щелчком убрал подпалины со стены и вздернул он бровь. — Латте права, проще позвать тебя как птицу чем орать: “явись стихия огненная, я приказываю”. Но ты не слишком замечталась?
— Фр-р-ру, — с негодованием зафырчала посланница огня.
— Ты только подумай, — уговаривал ее Баюн. — Проснуться непоседы, а их уже будут ждать булочки и каша. И ты с ними поиграешь...
— Шшшш-хаааа, — завела песню саламандра.
— Тра-татушки-тра-та-та, — задумчиво начал переводить домовой. — Бабка плюшки пекла...
— Хрр-шаааа, — продолжила ящерица.
— Гули — гули прилетели, — вытаращил на нее свои круглые, как пуговицы глаза, Баюн. — На головку деткам сели? Ты серьезно считаешь, что нас, за эту шутку, наши хозяйки не разметают по всему дому?
— Фыр-фыр, — возразила саламандра.
Ещё раз взглянув, как сладко сопят курносыми носиками крошки, пуская пузыри пухлыми губками, он улыбнулся и согласился:
— Действительно, что с нами будет? Как разметают, так и соберут. Ты не отвлекайся, печь нагревай...
— Хххаа, — возмутилась ящерица.
— Ой, — отмахнулся домовой. — Налюбуешься еще! Тем более, что я не заставляю тебя сидеть в горниле. Подними там жар и любуйся на ведьм...
Саламандра уставилась на него своими выпученными глазами, а потом юркнула в печку, чтобы буквально через мгновение выскочить оттуда и опять замереть, с благоговением пялясь на девчушек. Домовой, тоже с умилением смотрел на крошек.