Четыре года назад, когда я оказалась на грани жизни и смерти, а Марк меня оставил, не объяснившись, только мама была рядом. Она видела мое искалеченное тело, разбитое сердце и пустую душу. Она ухаживала за мной, подбирала правильные слова, нашла пластического хирурга, которому удалось подправить мой нос и подбородок, отправила к психотерапевту, у которого получилось хоть немного помочь мне выбраться из ямы саморазрушения. Она многим пожертвовала. Все было только для меня и обо мне.
И за все это время, своего личного кошмара, я никогда не думала, что ей тоже было плохо. Наверное, ей было очень больно смотреть, как от ее ребенка остается просто пустая болезненная оболочка, а изменить она ничего не могла, разве что, проживать вместе самые темные дни, в надежде, что появится лучик света.
Два года назад, из-за постоянных стрессов и неправильного образа жизни, у мамы случился инфаркт, а теперь, мы пытаемся помочь ей.
Не все в наших возможностях, но поставить эти чертовы стенты, чтобы улучшить кровоснабжение ее сердца, мы просто обязаны. Я обязана. И мне плевать, где я возьму деньги. Найду.
— Их точно будет два, — поясняет нам доктор, тыкая ручкой в снимок маминого узи. — Еще два мы закажем, на всякий случай, если получится пробиться вот с этой стороны.
Я не медик, мои познания строятся исключительно на школьной программе анатомии, но здесь вроде как все понятно.
— А если не получится? — уточняю. Мне нужно понимать, как все будет проходить.
— Тогда вернем неиспользованные каркасы обратно. Только в процессе я буду видеть, смогут ли войти все. Сейчас это сказать трудно.
Четыре стента. Я смогу. Мы все сможем.
— А что будет дальше? — интересуюсь я. — Этого достаточно будет?
Мне бы очень хотелось, чтобы мама снова могла жить обычной жизнью: подняться на третий этаж без отдышки, много гулять, работать, да и просто вдохнуть на полную грудь, без боли. Ведь она еще так молода. Сорок пять — не возраст. У нее еще все впереди.
— Это определенно будет лучше, чем сейчас, — доктор терпеливо выдерживает мой взгляд, понимая, что вопросов у меня будет еще много. — Нужно было еще два года назад это делать, но не я тогда был с вами, Соня. Сосуды выгорели, мы должны помочь сердцу, иначе…
О нет, только не это!
— Ладно, я поняла, — перебиваю его, чтобы он ни в коем случае не говорил при маме, что будет иначе. — Сколько у нас есть времени?