- Почему… - я касаюсь стены. А та тёплая. Живая и тёплая, и на
прикосновение отзывается. – Почему никто не воспользовался?
- Не знаю. Я… не рисковал задавать эти вопросы. Дед… очень не
любит вспоминать. Помню, когда впервые заикнулся, он на меня вообще
наорал, - Тимоха пожал плечами. – Потом, правда, извинился. И
попросил не лезть. Забыть.
Ага, что-то дед не походил на того, кто может забыть и
простить.
И…
- Потом… когда вместе пошли на ту сторону… он сказал, что иные
разговоры стоит разговаривать там, где их никто не может
услышать.
То есть, прислуге и дед не особо верил?
С другой стороны… кто-то же прибирал письма, Евдокией Путятичной
отправленные. И со звонками телефонными играл. И если могли
посадить человека на телефонную линию, то что мешало в дом
внедрить?
- Те, кто в доме, большей частью пришлые. Да, наняты. Мы платим
и неплохо. Служат они не один год, и не могу сказать, что работают
плохо. Но вот верить… были моменты… - Тимоха потёр ногу.
- Болит?
- Немного. Но здесь легче. Мне бы на ту сторону, но пока нельзя.
Не выдержу. А тут ничего… спокойный фон. Я всем так и говорю, что
медитирую.
Ага.
А одеяла-то старые, но крепкие. И сало вон брусочками ровными,
солью пересыпано. Оно и правильно. С салом и медитировать
легче.
- Орехов надо будет ещё. Они питательные. Шоколад, - вношу
предложения. – И… что?
- Очень конкретный вопрос.
- Не смейся.
- Порой только и остаётся, что посмеяться… ну или свихнуться от
жалости к себе, - Тимоха переложил ногу. – Из моей комнаты исчезли
письма. Когда… я вляпался. Сперва я и не заметил. Не до того было.
Пока одно, другое… пока вообще соображать начал хоть что-то. Я бы,
честно говоря, и не заметил. Но приятель мой один, из старых,
звонил. Интересовался, что я думаю по его предложению. А я ж не
помню этого предложения. Спрашивать начал… оказывается, в тот день
я от него письмецо получил, и там это вот предложение… он его,
конечно, озвучил опять, но мне стало интересно. Я и перебрал всю
почту. Вот только не нашёл. Ни этого письма, ни других за те дни.
Три дня, Савелий. Три дня и ничего… даже газет. Почему? Татьяну
спросил. Та говорит, что не брала. Что ей не до писем было, что она
вообще думала, что меня похоронит. Какие письма… потом знаю, что
комнату обыскивали и не единожды. Скорее всего и раньше тоже, но я
тогда-то особо не обращал внимания. Это уже после писем
насторожился… и кстати, нашёл. То, от приятеля. И ещё пару за те
дни. В книге, которую читал… тот, кто устраивал обыски, знал, как и
что делает. Скажи я кому, списали бы на болезнь, ослабевший разум и
всё такое… взял письма и потерял. А потом нашёл…