Согнувшись в три погибели, я доплелась до приемного покоя, кое-как записалась в регистратуре и села на больничный стульчик умирать. Приехали родители, стало немного веселее. Мне дали выпить ведро какой-то мерзкой розовой воды с химическим сладковатым вкусом. Вот где кошмар! Я всякие леденцы и, как говорит моя дочь, «алхимические» конфеты и напитки на дух не переношу, а тут пришлось выпить целое ведро, а и без того плохо. Наконец меня позвал хирург, какой-то невероятный красавец, говоривший с неизвестным мне акцентом. Я все пыталась его убедить, что это просто спазм. Потом меня отправили на рентген и там обнаружили абсцесс в кишечнике. В общем, из больницы меня не отпустили. В этот момент мои родители почему-то ушли, а я осталась дальше подыхать на стуле в коридоре.
Неудобство состоит в том, что приходится сидеть не там, где удобно, а там, где можно заряжать телефон. А там, где есть розетка, орет телевизор и жутко дует. В целом атмосфера в приемном покое (тоже мне покой!) была как в старом маленьком израильском аэропорту – все напряжены, торопятся, громко и деловито разговаривают, горит яркий свет – вот только совсем не весело. Мне поставили капельницу с антибиотиками: это очень странное ощущение – по венам поднимается что-то теплое, и во рту появляется мерзкий металлический вкус. Меня жутко тошнило, и мне выдали тазик, в который надо было блевать. А потом от этой чертовой розовой воды еще и начался понос. Ходить с капельницей в руке каждые пять минут в туалет и еще по дороге блевать в тазик – так себе кайф. К тому же все мои соседи по приемному покою были с семьями и только я была совсем одна. Мне сделали МРТ и сообщили, что у меня какая-то редкая болезнь, которая бывает или у глубоких старцев, или у очень толстых людей, ведущих малоподвижный образ жизни. Ну спасибо.
Снова позвонил Жоффруа, пытался как-то меня развеселить и поддержать, сказал, что обязательно приедет меня навестить. Дафна и Нинель тоже все время были на связи. Ночью ко мне пришла сестра (у меня есть старшая сестра) и помогла переселиться в палату. Палата оказалась чистой, но жутко некрасивой и депрессивной. Так, наверное, и должно быть. Попал в больницу, нечему радоваться. Мне снова воткнули в руку капельницу, с которой пришлось спать. Пробуждение в больнице происходит не по будильнику или само собой – просто в какое-то запредельно раннее время к вам подходят, чтобы чего-то там измерить, добавить в капельницу жуткого лекарства, от которого во рту появляется металлический вкус. Целый день дверь в палату остается открытой: ощущение, что живешь на каком-то заводе, ты словно пытаешься спать или зависать в интернете на работе у бодрых, сосредоточенных, вежливых и профессионально доброжелательных людей. Там были совсем молодые арабы-санитары и начинающие врачи, которые так явно любили свое дело и были так добры, что вызывали у меня почтение и зависть. С ними было просто и весело, как с давними приятелями. Вообще в Израиле всегда так – по-дружески, с иронией и в принципе легко.