Капитан Коликов – личность в Отряде известная. Даже эпичная. Можно сказать, Коликов был его – полковника Зорина антагонист. Его личная головная боль и надежда одновременно. Не было на свете ни единой вещи, которую бы полковник Зорин не отдал ради возможности заглянуть этому капитану в голову и понять, наконец, за что этот капитан так ненавидит своего начальника. Почему раз за разом доводит его до белого каления и игнорирует все приказы? И, казалось бы, уволить капитана к едрени-фени и дело с концом. Но нет. Капитан Коликов, вопреки всем прогнозам и наперекор любой логике, третий год подряд оставался лучшим оператором ведомства. Ни одной, (вы только вдумайтесь!) вообще ни одной провальной операции! Ни одного просчёта. Коликов неизменно выходил сухим из воды при любом раскладе. Сам выходил невредимым и вытягивал за собой ситуации из таких прямокишечных недр, куда и проктологи со стажем не рисковали бы заглядывать. Почти на каждом задании Коликов эпично загонял себя в полную жопу, если выражаться русским языком, а после, не менее эпично, из неё выходил. И выходил, гад, чистеньким и благоухающим. А Зорин, тем временем, седел на глазах и обзаводился нервным тиком.
– А кто объект? – с надеждой в голосе спросил полковник. Ему протянули папку с делом.
– Некая Эльма Хейнкель. Двадцать восемь лет. Не замужем. Детей нет. Искусствовед в музее.
– Ясно. Год какой?
– Шестьдесят второй.
– Ясно, – машинально повторил полковник, но тут же почувствовал, как у него дернулся глаз. – Стоп! Что значит шестьдесят второй? Может, сорок второй?
– Может, – согласился дежурный, – но на пульте у меня отображается именно шестьдесят второй.
– Так, а локация какая? – с надеждой спросил полковник, хотя уже догадывался, что услышит.
– Прочёсываем седьмой «Б» сектор. Берлин.
Зорин поморщился, как от зубной боли. Ну почему у этого Коликова всегда всё через одно место? Полковник вновь перевёл взгляд на идиотскую табличку, угрюмо мигающую в полумраке казенного коридора, и подумал, что лучше было бы написать над дверью: «Оставь надежду, всяк сюда входящий… после Коликова».
Вытягивать операторов прямо во время работы строжайше запрещалось, можно было убить и его самого и объект его влияния. Ну как, убить? Лишить рассудка, но, по сути, эти понятия равнозначны. Единственное на что оставалось сейчас уповать Зорину, это дьявольская везучесть Коликова.