— Не думал, что в таком возрасте, спустя тридцать лет брака можно всё ещё ревновать мужа.
— Конечно, ты не думал, тебе ведь нечем.
И снова я поворачиваюсь к Алёнке.
— Ещё одно слово, и я вырву тебе язык.
— Ты меня не тронешь, Глазунов. Побоишься Коленьку.
— Правда? — Сжимаю ещё крепче, вдавливая пальцы в кожу.
Стопудово синяки останутся. Ещё раз осмотревшись, наклоняюсь к её уху.
Очень удобно, что длинные волосы как раз сейчас перекинуты на другое плечо и я имею доступ к её маленькому аккуратненькому ушку.
— Когда Коленьки не будет рядом, я переброшу тебя через колено и отхожу ладонью по заднице. Не бойся, тебе понравится, правда, потом придётся стоять, сидеть-то будет больно.
Услышав это, она дышит чаще, её пышная грудь в тугом лифе буквально ходит ходуном.
— Ты больной идиот, — вспыхивает, ругается, правда, шепотом. — Я всё расскажу Коленьке.
— Не расскажешь. — Прогуливаюсь пальцами по её талии. — Хотела бы, уже рассказала бы.
Она зло дёргается, а я продолжаю, оглядывая зал исподлобья на предмет наблюдающих за нами и подслушивающих:
— Лучше скажи мне, Алёнка, зачем тебе три паспорта в сумке?
Хелен бледнеет. Перестаёт дёргаться, как будто пугается. Я-то думал, что мне показалось, но прям чувствую, каким мощным барабаном лупит сердце в её груди. Она молчит.
— Кто ты, Алёнка? И что ты задумала, сладкая попка?
***
— Николай Николаевич приказал отвезти вас домой. — Вырисовывается напротив нас охранник.
Выражается он как робот и смотрит не на девушку, а куда-то поверх её макушки. Одним словом, профессионал.
— Я могу сходить попудрить носик перед поездкой? — ласковым голосом.
— Да, мэм, — чеканит шкаф с антресолями и отступает в сторону, позволяя белобрысой принцессе встать с дивана.
Какая, на хрен, мэм, когда она мадемуазель во всех, мать её, смыслах? Приходится отпустить её талию. И позволить медленно удалиться прочь. Ладно, допустим.
Я направляюсь в курилку на втором этаже, то есть планирую выйти на балкон. В замкнутых пространствах устраивать курилки клубам и ресторанам запрещено, вот и приходится им крутиться. А тем временем красиво покачивающийся зад несёт себя на первый этаж. Там есть бабский сортир.
Без хитрожопой Алёнки становится холодно и одиноко. Сам от себя не ожидал, что, потеряв её из виду, так расстроюсь. Даже поругаться не с кем. Про паспорта она так и не ответила, в очередной раз посмотрела на меня искоса, как на придурошного, и заявила, что я слишком стар для толкотни по ночным клубам.