Как же им, наверное, тоже холодно и сыро!
2
Говорят, капля точит камень. Так что такое для дождя шалаш из веток? Были бы они хоть хвойными - как в Лиаре! Но в Аравинте ни ели, ни сосны не растут.
- Леон, костер жив! – Витольд, пригнувшись, влез в шалаш с дымящимся котелком наперевес. И лыбится неизвестно чему. Нашел повод!
Лорд Таррент горько вздохнул. Больше травяного настоя на пустой желудок – пусть хоть сто десять раз горячего! – хочется только вылезти к упомянутому костру. Для проверки его «живости».
- Выпей – хоть согреешься! – Вит накинул на Леона запасной плащ. Тоже сырой.
Армия беспощадно точащих ветки капель сочится сквозь щели. Пикирует на уже и так промокших путников, на служащие подстилкой ветки. И на порох наверняка – тоже.
Хотя появись здесь враг – Леона сейчас можно брать голыми руками. Да хоть убейте! Только дайте сначала высохнуть и отогреться! И накормите чем-нибудь горячим…
Зашуршали прошлогодние листья – Вит пристроился рядом.
- Ничего, скоро ближайшая деревня. Там скирды с сеном будут.
Скирды – это хорошо. Скирды внутри сухие… Там не м-м-мокро и не х-х-холодно!.. Наверное.
- Мы в Аравинте, Леон! – Тервилль на своей земле действительно оживляется на глазах.
Вот только юный лорд для себя никакого повода скакать кузнечиком не видит. Третий день льет взбесившийся дождь – в этом хваленом, якобы теплом Аравинте! А Леон здесь без эскорта, без палатки, без нормальной еды! Не сухари же таковой считать. Размокшие! И столь же размокшее вяленое мясо.
Дождь барабанит по ветвям деревьев, по оставшейся позади реке, по промокшим веткам шалаша. Заливает костер, одежду, порох… прошлую жизнь!
Любоваться детской радостью Витольда невыносимо! Хочется наорать, брякнуть что-нибудь обидное, стереть с его лица эту кретинскую улыбку! Ирия в детстве улыбалась так же – когда обгоняла брата в лихой скачке «вон до того холма». Сестры больше нет, нет отца, нет и дороги в родной замок! Ничего уже нет.
Это Витольд возвращается домой. А Леону суждена лишь горькая участь вечного изгнанника! Отщепенца. Обреченного до конца дней своих тосковать о прежнем потерянном счастье! Об украденной у него жизни…
И вряд ли Леон хоть на миг сомкнет глаза в эту ночь. В такой-то промозглой сырости! И в холоде! Хуже только в тюрьме. Или в каком-нибудь северном монастыре…