В этих условиях бессмысленно искать где-либо в ранней истории параллели с успешными изобретениями паровой машины, парохода, локомотива, современной плавки металлов, телеграфа и трансокеанского кабеля, с внедрением электрической энергии, с изобретением динамита и современного управляемого снаряда, самолета, электронной лампы и атомной бомбы. Изобретения в металлургии, возвестившие о начале бронзового века, не были ни столь плотно сосредоточенными по времени, ни столь разнообразными, чтобы служить хорошим контрпримером. Классические экономисты могут сколько угодно убеждать нас, что перед нами не более чем изменения в степени и что изменения, различающиеся по своей степени, не опровергают исторических параллелей. Скажу только, что различие между лечебной и смертельной дозами стрихнина тоже является различием в степени.
Итак, история науки и научная социология опираются на представление о том, что различные специфические события, которые рассматриваются, обладают достаточным сходством для того, чтобы социальные механизмы одного периода считались релевантными для другого периода. Впрочем, не подлежит сомнению, что с начала современной истории масштаб событий как таковой существенно изменился, и вследствие этого политические, расовые и экономические понятия, унаследованные от более ранних исторических эпох, не так-то просто переносить в настоящее. Почти столь же очевидно, что современный период истории, начинающийся с эпохи Великих географических открытий, сам весьма неоднороден.
В эпоху географических открытий Европа впервые узнала о существовании обширных малонаселенных территорий, способных принять население, превосходящее численностью население самой Европы; узнала о существовании земель, богатых неисследованными ресурсами, не только золотом и серебром, но и прочими коммерческими товарами. Эти ресурсы мнились неисчерпаемыми, и в самом деле – учитывая темпы развития общества 1500-х годов, – истощение ресурсов и заполнение людьми новых территорий виделись очень отдаленной перспективой. Срок в 450 лет – это гораздо дольше, чем тот отрезок времени, на который предпочитает заглядывать в будущее большинство людей.
Впрочем, открытие новых земель поощряло отношение, отчасти напоминавшее поведение участников безумного чаепития из «Алисы в Стране чудес». Когда Шляпник и Мартовский Заяц выпивали чай и съедали свои пирожные, они, что с их точки зрения было вполне естественно, пересаживались на соседние стулья. Когда Алиса полюбопытствовала, что произойдет, когда они снова возвратятся на свои первоначальные места, Мартовский Заяц мгновенно перевел беседу на другую тему. Людям, для которых минувший отрезок истории был короче 5000 лет и которые ожидали, что «миленния», или день Страшного суда, может наступить гораздо раньше, такое поведение Шляпника представлялось наиболее благоразумным. С течением времени выяснилось, что накрытый стол Америки не является неистощимым, а еще – что скорость перемещения со стула на стул фактически возрастала и, вероятно, будет расти впредь.