— В-в-ваше в-в-еличество!.. — парень хрипел и пытался удержаться на весу, цепляясь за руку Грома, и пребывал в таком ужасе, что не знал, о чем говорить.
А главное, КАК это можно было сделать, учитывая, что кислород стремительно заканчивался в легких и больше в них не поступал.
— Нет никакого величества, мать твою! Какого хрена ты здесь делаешь?! Думаешь, я глухой и слепой, что не смогу поймать таких проныр, как ты? Думал, что заловишь девушку себе для потехи?
И без того округлившиеся глаза парня от этих слов стали еще больше, когда он захрипел, задергавшись сильнее, потому что было совсем хреново, и глаза начали постепенно краснеть.
— …Я за грибами!.. Не за девушками! Клянусь!
Вот только Грома понесло.
Внутри было больно и тревожно, а как справиться с этими чувствами, что выжигали в груди черную дыру, он не знал.
И придушил бы этого мелкого недомедведя, если бы в его руку не вцепились сильные пальцы и знакомый голос друга не раздался за спиной:
— Спокойнее, дружище. Ну всё, всё. Давай будем дышать и думать о хорошем. Разожми ладонь. Разожми, сказал! — Буран надавил с силой на могучее плечо Грома, и тот нехотя повиновался, глядя на то, как парень рухнул на колени, глотая ртом воздух, и всё никак не мог надышаться.
Грома никто не душил, а он понимал, что воздуха ему тоже не хватает. Словно легкие прокололи.
— Вот молодец. А ты вали скорее, пока он не передумал! — шикнул Буран на парня, который и в себя-то толком прийти не успел, но уже поспешно уносил нетвердые ноги, боясь даже обернуться. — И всем передай, кого увидишь из нашего рода, чтобы ни одна душа сюда не совалась!
Гром молча смотрел, как парень убегает, а кулаки разжать никак не мог.
И Буран это видел, когда только покачал головой, кивая на корзинку, в которой действительно были собраны грибы:
— Зря ты так. Он ведь действительно не за девушками сюда шел. Вон, смотри, сколько успел наковырять. Опа! И грузди нашел.
Друг присел на корточки, принявшись ковыряться в корзине, а Гром тяжело выдохнул, помассировав гудящие виски, в которых кровь пульсировала и горела.
Вспылил он, конечно. Сильно вспылил.
Он ведь думал, что раз помог девушке, то наутро его душа станет спокойной и он заживет себе дальше, как жил до этого.
А ведь ничего не изменилось. Даже еще хуже стало.
Гром всю ночь не мог уснуть, всё прислушивался сквозь лес к ней. К тому, как она плачет в подушку от своей тоски. Как подвывает от боли, которая раздирала ей грудь, потому что сердце болело и кровоточило.