Максим Григорьевич развернул пирог и с сомнением посмотрел на обструганную плюшку, посыпанную сахарной пудрой. Есть хотелось, к тому же девушки старались, так что нечего медлить, надо просто отрезать кусочек и отправить его в рот. Кочкин достал из шкафа нож и кружку.
– Попробуем, попробуем, – пробормотал он, усаживаясь за стол. Сделал глоток крепкого горячего чая и понюхал липкий, пахнущий вареньем «Вишневый сад».
В кабинет зашел Игорь, напевая мотив надоевшей песни. Он кинул взгляд на припудренное чудо и усмехнулся:
– Во девчонки дают! Шефство над нами взяли. Ты это уже ел?
– Нет, сейчас попробую, – ответил Кочкин и, зажмурившись, откусил половину отрезанного куска.
Сначала было горько, потом сладко, а потом раздался хруст, и невыносимая боль пулей пробила правую щеку следователя.
– Мммммм, – замычал он, вскакивая с места. – А-а-а-а!
– Вот чего-то такого я и боялся, – морщась от переживаний за Кочкина, сказал Игорь. Первым пробовать пирог он бы ни за что не стал. – Что там?
– Зуб, – еле выговорил Максим Григорьевич, глотая все, что было во рту, вместе с косточками. Бросился из комнаты в туалет и там долго полоскал рот над раковиной.
В кабинет Кочкин вернулся, держась за щеку. Пытаясь понять: назло Олеся Лисичкина притащила ему такую бомбу или просто от легкомыслия, он сел за стол и решительно отодвинул от себя и чай и опасный для жизни пирог «Вишневый сад».
– Я, пожалуй, это есть не буду, – усмехнулся Игорь, искренне сочувствуя другу.
Максим Григорьевич немного пожалел себя, выпил анальгин, сказал несколько крепких слов в адрес заботливой поварихи Лисичкиной и стал собираться на встречу с Самохиным Эдиком.
Кочкин решил не вызывать парня к себе, а навестить его дома – по окружающей человека обстановке можно многое понять. Предупредив о своем визите по телефону, он, чувствуя сверлящую боль сразу в нескольких зубах, поехал к Самохину.
Дверь квартиры ничем не отличалась от других – железная, обитая коричневым кожзаменителем, два замка и блестящая ручка. Дверь открыл черноволосый, кареглазый молодой человек лет тридцати.
– Кочкин Максим Григорьевич, – сразу представился следователь и протянул удостоверение.
– Проходите, – махнул рукой Эдик и направился в кухню. Поставил на стол пепельницу и закурил.
Кочкин нарочно стал снимать ботинки, и делал это медленно. Осматривая коридор, он пытался заглянуть и в комнаты. Неплохая мебель, диван и кресла яркой сине-оранжевой расцветки, низкий стол-трансформер, куча кассет на полу – холостяцкая квартира с легким беспорядком.