***
Один из работников семьи Сломанного
Клинка, не самый лучший, не самый добросовестный, всего лишь Воин,
к тому же часто отлынивавший от работы, сейчас возносил про себя
хвалу Небу. За то, что за эти месяцы так хорошо изучил улицы
города, что даже сейчас, когда половина поместий снова лежала в
руинах, а из-за пыли ничего дальше ста шагов было не видно, отлично
понимал, куда идти.
К окраинам. Но не глупо в лоб, а
хитро, с закавыкой, петляя и обходя вспыхивающие тут и там битвы.
Главное, оно что? Главное, оно вовремя затаиться, переждать, а
потом идти, ползти дальше, раз за разом оказываясь всё ближе и
ближе к окраине города.
Он шёл хитро, не туда, откуда убийцы
прилетели в город, не туда, где лежал спуск к долинам и предгорьям,
а в обратную сторону, к ближайшей горе. Не туда будут бежать,
спасаясь, а значит, не там и будут ждать беглецов. Работать он,
быть может, и правда не умеет, зато отлично умеет выживать. Это
Закалка в горах не выживет, а Воин выживет, особенно если отыщет
скальную щель или зароется в снег.
Он быстро перебежал улицу, прижался к
забору, огляделся. Никого. Через вдох перемахнул забор, метнулся к
поместью, которое и не думали восстанавливать, проскочил через
тёмный проём двери и застыл, пуча глаза на человека в десяти шагах
от себя.
Через вдох, разобравшись, выдохнул
сквозь зубы ругательства:
— Что б тебя, вонючка старая, в
лепёшку расшибли. Какого гарха торчишь тут, пугаешь? А ну, пшёл с
дороги, забился в дальнюю комнату!
Старик в старом, истрёпанном,
покрытом заплатками халате, медленно повернул к нему голову и
равнодушно сказал:
— Зря теряешь время на ругательства.
Его у тебя и так осталось мало.
— Чего? Сумасшедший старик, чтоб у
тебя язык…
Договорить он не успел — камень под
ногами затрещал, застонал и в одно мгновение разросся сотнями
острых серых игл, которые пробили и беглеца, и старика, продолжили
расти, пока не доросли до стен и потолка, заполнив поместье
смертью. Старик даже не успел всхлипнуть, разом осел, пробитый
иглами, безжизненно уронил голову на грудь. Беглец застонал,
заскрёб было руками по игле толщиной с древко копья, которое вышло
у него точно из центра груди, выплеснул изо рта фонтан крови и
затих.
Через полсотни вдохов иглы начали
трескаться, осыпаться пылью. Иглы, пробившие беглеца, алые от его
крови, разом сломались под весом тела. А вот старик, рухнув вниз,
вдруг ожил, ловко приземлился на ноги, поднял голову, шевельнулся,
с недовольным лицом отряхнул халат, рассматривая новые дыры.