– Может купить что-нибудь? – спрашивает обеспокоенный Кир, заходя вслед за мной.
– Сейчас посмотрю, – отвечаю ему, беря аптечку из шкафчика и садясь за стол с Фимой на коленях.
Проверяю лекарства на истечение срока годности и удовлетворенно убираю все ненужное, оставив детские лекарства на столе.
– У меня тут есть все, что нужно, – говорю бывшему мужу. – Она завтракала?
– Не захотела, – вздыхает он. – Но я все равно дал ей лекарство от температуры. Неплохо бы чем-нибудь заесть.
– Хочешь кашу, зайчонок? – спрашиваю я у дочери, глядя на ее хмурое личико.
Светлые волосы Фимы сегодня явно не видели расчески, но Киру удалось кое-как собрать их в неряшливый хвостик на макушке. Она не отвечает мне, на что я, впрочем, особо и не надеялась, только прижимается ближе, обнимая своего плюшевого кролика Дружочка.
– Приготовлю рисовую, – снова целуя ее, говорю вслух, так как рисовая каша – ее любимая.
Встав, пытаюсь усадить ее на стул, но Фима хнычет, вцепившись в меня мертвой хваткой.
– Неть, мама! – возмущенно пищит она и я беспомощно смотрю на Кира.
Он совершенно не умеет готовить и раньше в таких случаях брал на себя роль подушки для дочери, пока я суетилась с едой для нее.
– Давай папа тебя подержит, пока мама готовит? – подходя к нам, предлагает Кир, но Фимка капризно отворачивается от него.
– Ну не упрямься, зайка, мама будет совсем рядом, – уговариваю я. – Посиди у папы, пока он не ушел, хорошо?
– Ти уходись? – обращается к Киру малышка и я кляну себя за этот неосознанный способ манипуляции.
Мы все еще привыкаем к тому, что живем теперь отдельно друг от друга, но контролировать каждое свое слово невозможно и иногда я говорю то, о чем потом жалею. Не хватало только давить на дочь, пользуясь тем, что ее родители решили расстаться и теперь она живет на два дома! Нам повезло, что она слишком мала, чтобы задаваться вопросами и просто принимает все, как есть.
– Нет, не ухожу. Сначала мы должны поесть вкусную кашу мамы, – спасает положение Кир, забирая у меня уже несопротивляющуюся Фиму и устраиваясь с ней на стуле, который я освободила. Наша дочь прижимается щекой к его груди и свободной ручкой гладит мягкую ткань его серой толстовки. Я отворачиваюсь от слишком привычной и пока еще болезненной картины, принимаясь за готовку и пытаясь подавить неуместные эмоции.